Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ей помог? – удивленно спросила она, но голос владыки заглушил ее вопрос.
– Здесь спрашиваю я! – рявкнул Слизень.
– Она говорит неправду! – произнес знакомый голос, и я с надеждой повернул голову на звук.
Безногий мертвец выбрался из толпы и проговорил, указывая на меня:
– В тот день он был со мной, я учил его заклятьям.
– Ты лжешь! – зашипела русалка. – Я видела его с ней!
– Ты могла видеть его призрак, – насмешливо парировал Архип. – Я как раз учил его создавать призраки, а ты настолько сгнила, что не можешь отличить навь от яви!
– Мы можем спросить ее! – сказал Архип, глядя на Дарью. – Пусть она скажет!
– Говори! – встряхнул пленницу Водяной. – Он тебе помогал? Или кто другой?
Изумляться неожиданной поддержке Архипа было некогда. Я лихорадочно просчитывал варианты отступления. Если прорваться на берег, я почти спасен. Никто из них не осмелится преследовать меня там. Но до суши еще нужно добраться! Я мог заранее собрать из воды немного силы, чтобы смести первых, кто встанет на пути, но ворожба тут же выдаст меня. Оставалось сжать зубы и ждать.
– Никто… – тихо, еле слышно выдохнула Дарья.
Я увидел ее глаза и прочел в них… благодарность! Я, я должен благодарить ее! Глаза Дарьи улыбнулись мне и закрылись.
– Значит, ты ошиблась! – сказал Слизень.
Не смея перечить владыке, старуха отплыла прочь.
– Ты виновна и умрешь! – возвестил Водяной.
Дарья не отвечала. Охваченный ужасом, я стоял, не в силах сдвинуться с места. Неужели он убьет ее? За что? За то, что встречалась с любимым?
Слизень подплыл к ней и сжал щупальцами. И тогда утопленница подняла голову. Последний взгляд Дарьи пронзил меня, словно раскаленная пуля. В следующий миг я увидел, как ломаются ее кости. Тщедушное, полупрозрачное тельце в одну секунду превратилось в бесформенную груду. Щупальца Слизня разорвали ее на десятки частей, разбросав далеко в стороны, и собравшиеся на казнь монстры жадно заглатывали останки. Я закрыл глаза.
– Так будет со всеми ослушниками! – изрек, будто припечатал, Слизень. Я понял: ослушаюсь – со мной поступят так же, а нет – стану похожей на Слизня тварью. Только еще хуже, потому что эта тварь будет помыкать мной…
Я плыл изо всех сил, стараясь убраться подальше от черного камня и тех, что толпились вокруг. И прекрасные обнаженные русалки, и жуткие членистоногие монстры были одинаково омерзительны мне. Среди них я должен прожить свою новую жизнь, среди этих уродцев, умеющих говорить, убивать и совокупляться и потому воображающих себя разумными и даже великими существами.
Как я ни спешил, Анфиса нагнала меня.
– Что ж ты уплыл так быстро? – улыбаясь, спросила она. – Тебе не понравился суд?
– Уйди! Ты и мизинца ее не стоишь! – выкрикнул я.
– Я думаю, это ты был с ней! – проговорила Анфиса.
– Ну, так иди, иди и расскажи об этом Слизню!
– Я давно бы это сделала, если б не любила тебя! Почему ты мне не веришь?
Я замолчал, застигнутый внезапным откровением. Действительно, что помешало ей отомстить за отвергнутую мною любовь?
– Ты не любишь никого, ты только очаровываешь и высасываешь силы!
– Это тебе Архип сказал? – догадалась русалка. – Больше некому. Старый хрен! Тогда спроси: где же его любовь? Ведь он любил меня, это правда, а теперь ненавидит! И учит тебя своей ненависти!
– Он ненавидит, потому что ты предала его. Это низко.
Русалка засмеялась:
– Любовь нельзя предать, если она сама себя не предает. И любовь тогда любовь, когда не знает ни подлости, ни низости. Ведь Дарья не выдала ни любимого, ни тебя. И я не выдала. Иначе бы Слизень давно порвал тебя на части!
Я колебался. Я еще не сменил гнев на милость, но уже чувствовал жалость к русалке. Ведь это правда – она рискует, связываясь со мной! Что же толкает ее на смертельный риск? Обычная похоть? Вряд ли. Она не настолько глупа. И все же я не до конца верю Анфисе, да дело не в том, чтобы верить, ведь речь идет о любви. А люблю я Юльку.
– Думай, Андрей, – сказала Анфиса. – Скоро ты станешь невидим для смертных, и та, наверху, быстро забудет тебя. А я буду с тобой долго, столько, сколько пожелаешь… Верь мне.
– Дело не в том, что я не верю. Просто я тебя не люблю. И не полюблю никогда.
Похоже, мои слова задели ее за живое. Если в ней было хоть что-то живое…
– Мне это не важно, – наконец промолвила Анфиса. – Это смертные хотят, чтобы их любили сегодня и сейчас, не зная, есть ли любовь после жизни. А мы знаем. И я буду ждать.
– Надо, чтобы любовь была взаимной, – сказал я. – Иначе это фальшь.
– Наивный мальчишка! Разве любовь к Богу и Его к вам взаимна? Будь так, мир был бы иным! Я не прошу любить меня, я прошу позволить любить тебя – разве это так много?
– Уходи, я не хочу с тобой разговаривать, – процедил я. Я ее не понимал.
– Я буду ждать, Андрей, – сказала она, уплывая. – И я дождусь…
Я проснулся от удушья. Жуткая черная тварь сидела на мне, гипнотизируя немигающим желтым взглядом. Я закричал и забарахтался, стаскивая с себя мерзкого осьминога. И проснулся. Кто сказал, что мертвецы не видят снов? Это все сказки…
Протянув руку, я на ощупь нашел бутылку с живительной влагой, заблаговременно поставленную на пол у кровати. Одним махом осушил всю. Привидится же такое! Хотя то, что вчера я видел на дне Невы, вспоминалось с еще большим ужасом. Ну почему это тоже не сон?
Дарья умерла. Слизень убил ее, а тело разорвал на куски, и я ничего не мог поделать. Я струсил, смалодушничал, думал о бегстве, а Дарья не испугалась и не выдала меня. Я остался жив, но как же мне паскудно! Осталось двенадцать дней до сороковин, и я не знал, как прожить их правильно. И что значит: «правильно»? Делать что-то хорошее? Единственное, что сделал я хорошего после смерти, – это свел Коврова и Дарью, но это обернулось ее гибелью! И что еще сталось с Ковровым?
Я вскочил с дивана. Как я не подумал! Ведь, наверное, он ждет Дарью, ждет и будет ждать вечно. А ее уже нет… Надо сказать ему! А может, не стоит? Я замер с ботинком в руке. Что делать? Оставить все как есть – жестоко, ведь Павел Иванович будет ждать и мучиться, пока не узнает… А кто ему скажет? Но пойти и рассказать, как Слизень убил Дарью; что я при этом присутствовал и ничегошеньки не сделал, даже слова не сказал… Я просто слизняк. Достойный слуга Слизня.
Я швырнул ботинок в стену. И, словно отзываясь, зазвонил телефон.
– Да?
– Это я, Энди, – сказал Костя. – Чего не звонишь?
– Извини, забыл, – проговорил я. Действительно, вылетело из головы, что мы договаривались созваниваться по утрам, чтобы Костик был в курсе, куда я пойду. Меры предосторожности, мать их… Я старался быть предусмотрительным, но это была предусмотрительность прохожего, гуляющего в ураган с зонтиком. Это лишь немного успокаивало, но вряд ли спасет в случае нападения Упыря. В последнее время я чувствовал тревогу, словно опасность подстерегает за каждым углом. В сущности, так и есть, но не нападут же мертвецы днем, в центре Петербурга? Ха! А ночью я сплю дома.