Набрала, поговорила, отчитались, что никто в помещение не заходил, сигнализация не срабатывала. Мы сидели у Славки в машине около дома, пока я разговаривала по телефону.

— Ну, вот и отлично, значит, я могу и одна домой зайти, — обрадовалась я.

Слава как-то сник, помог мне выгрузить вещи из авто.

— Да, да, ты права, нам всем нужно отдохнуть, — вздохнул он тяжело, и махнул мне рукой.

Обиделся, что ли? Когда в квартиру зашла, то до меня доперло, вот что значит жить 17 лет с одним мужем. Вот я дурында, мужик то подумал, что я его в гости на кофеек приглашаю, и на завтрак или ужин в постель. Я же глупое создание думала только о своей безопасности. Что-то мне даже стыдно стало. Ладно, не все сразу. После такой поездки помыться хочется путем, да поесть нормально, ну и поспать одной, а не с толпой мужиков и стаей собак и огромной храпящей теткой под боком.

Дома скинула рюкзак и ботинки, села на свой диван, вытянула ноги, это божественно. Еще всю грязную одежу сниму и вообще буду, как в раю. Проснулась через два часа от орущего телефона. Уснула и даже не переоделась. На экране высветилось «Тамара».

— Алле, — ответила я.

— Спишь что ли? — спросил кто-то сиплым низким голосом.

— Угу.

— День на дворе, а ты дрыхнешь, — прохрипел голос.

— Это вообще кто? — спросила я, не поняв ничего спросонья.

— Это Тамара Алексеевна, твоя бывшая начальница, — ответили мне в трубке.

— Ох ё. С голосом что?

— Водку вчера холодную пила и мороженым закусывала, — огрызнулась она, — Дело есть.

— Я сегодня не могу, чисто физически, я никакая, — призналась я честно.

— Сегодня и не требую. Я этот ларец с чудесами все же купила. У меня там начали строители пропадать, две бригады уже исчезло. Местные идти не хотят, а гастеры умные стали, сначала с местными общаются, предоплату берут, а потом сбегают. Там зачистить все надо. Твоему новому начальству я отзвонилась. Объясни им, как и что.

— Тамара Алексеевна, сама как? — спросила я.

— На букву х, не скажу, что хорошо, — усмехнулась она, — Кожу с седалища на лицо меняю. Там какая-то бактерия была в слюне этой твари. Оно мне все лицо выело. Тяжко мне с тобой разговаривать, горло саднит, словно я ежиков нечищеных ела, живьем. Пока, Маринка. Найди эту животину и открути ей голову за меня.

Попрощалась с ней и положила трубку. Вот так поворот, это же жуть жуткая и ужас ужасный. У меня хоть лицо на месте, да и меняюсь я только в период опасности, ноги и руки запасные не выросли, на вид обычный человек. А там какая-то бактерия плотоядная все лицо съела.

Хорошо, что она меня разбудила, я хоть в душ схожу и поем что-нибудь вкусного или не вкусного. В холодильнике мышь повесилась или повеселилась, в общем, пусто и грустно. Магазин позже, а сейчас закажу какую-нибудь еду. Как раз пока мыться буду, привезут.

Привезли шашлык и хинкали. Не люблю чужую еду, но деваться некуда. Посплю, а вечером и в магазин сгоняю. Все что было в доставке мигом проглотила, даже вкус не почувствовала какой, главное брюхо набить. Рухнула на диван, только голова коснулась подушки, меня словно выключили. Ничего не снилось. Разбудил опять телефон, на экране «Слава».

— Марина, что делаешь? — спросил он.

— Сплю.

— Я приеду?

— У меня ноги не бритые, и другие части тела, — зачем-то добавила я.

В трубке послышался хохот.

— Я глаза закрою, и вообще люблю пушистых и мягких женщин. Марина, что-то не могу уснуть, да и поговорить с кем-нибудь хочется. Да и выпить, — признался он.

— У меня есть нечего, — отбрыкивалась я, — А выпить только вода из-под крана.

— Не вопрос, сейчас все привезу. Через полчаса у тебя, — отключил он трубку.

— Вот зараза, — пробурдела я, — Не спится ему, а я причем. А мне вот очень даже хорошо спалось. У меня тут бардак, сама я не при параде. Где я вот это все романтичное найду. Полчаса, да я за полчаса только умыться успею и из кровати выползти. У меня даже приличной шелковой сорочки нет, и вообще я забыла, как это быть тонкой, звонкой и соблазнительной. И чего нынче в моде в интимном плане, фиг его знает.

Заправила кровать. Натянула на себя какой-то летний сарафан в воланчиках и кружавчиках. Умылась, почистила зубы, нарисовала на лице две стрелки. Поставила чайник на плиту. Вытащила рюмки и фужеры, тарелки и приборы. На большее меня не хватило.

Звонок в домофон. Приехал Слава, втащил в квартиру два огромных пакета с едой. Рожа у него светилась от счастья. Умыт, побрит и благоухает одеколоном, словно из парикмахерской только вышел. Свеж и бодр, как майское утро, аж завидно, а по мне словно поезд прошелся.

— Сейчас готовить буду. У меня отбивные получаются, пальчики оближешь. Там помидорки, огурчики и салатик организуем. Потрешь сыр? Добавим ветчину и помидоры с чесноком, получится салат, закачаешься, — он все говорил и говорил, вытаскивая продукты из пакетов, словно фокусник платочки из шляпы.

Не мужик, а энерджайзер. Нашел на кухне молоток и сковороду, достал постное масло. Вручил мне терку и кусок сыра. Все зашумело и зашкворчало. Тук-тук-тук стучал молоток по отбивным.

Кто-то позвонил в дверь. Странно, что не в домофон. Пошла смотреть. Оба на, а это гражданин муж приехал. Стоит весь такой деловой, с чемоданом в руках. На морде написано, что ничего не было, это все я сама придумала.

— Здравствуй, — говорит, — Дорогая. А я вот из командировки приехал. Чем у нас вкусно пахнет? Ты мясо готовишь? — отодвигает меня в сторону так аккуратно и заходит в коридор, и спотыкается об ботинки сорок восьмого или сорок девятого размера, — Ой, а у нас гости?

В общем, смеялась я долго и громко, думала, что такое только в анекдотах бывает. Врывается мой еще муж на кухню, а там это огромное чудо рыжее стоит по пояс голый (сверху) и в фартуке, и фигачит по мясу молотком для отбивных.

— Марина, жарко, я майку снял, — поворачивается он к нам с молотком в руке.

Лицо у мужа перекосило от радости за наше общее счастье. Губешки мелко задрожали, ножки подкосились, ручки вспотели, на лбу испарина.

— Ой, Мариночка, я совсем забыл, я же маме обещал заехать к ним, — муж спиной стал выходить из кухни, — Приятного вам вечера, доброй ночи, — пожелал он и рванул в коридор.

В коридоре хлопнула дверь. Я продолжала смеяться.

— Ну, цирк Дю солей прямо, — смеялась я.

— Это кто был? —