Спустя пять лет, во время празднования победы под Полтавой, в Москве, царь подошел к солдату, который нес шведское знамя, и, искаженный яростью, ударил его плашмя своей шпагой, не заботясь о том, что стало с его жертвой. В 1721 году в Риге, увидев другого солдата, несущего фрагменты меди, упавшие с крыши церкви Святого Петра после удара молнии, он убил его, ударив своей дубиной. Ромодановский и Зотов пытались успокоить царя во время одного из приступов ярости, тогда Петр обнажил свою шпагу, сделал несколько взмахов лезвием и наполовину отрезал пальцы одному и ранил в голову другого. Некоторое время спустя, увидев среди бала, что Меншиков танцует со шпагой на боку, он дал ему такую сильную пощечину, что у фаворита пошла носом кровь.

Некоторые из этих эпизодов были инспирированы им исключительно для того, чтобы посмеяться и развеселить других. Так, например, 30 апреля 1723 года Петр стал бить в набат, ночью поднимая жителей Санкт-Петербурга, которые, решив, что начался пожар, устремились туда, где предположительно он мог начаться. И увидели всего-навсего пылающий костер, который был разожжен по приказу царя. Солдаты, следившие за костром, сказали, смеясь, что это была шутка Его Величества. В другой раз, чтобы развлечься, он поджег старый деревянный дом в Москве, постройки 1690 года, приладив римские свечи к балкам, и бил в барабан, пока не обрушилась крыша, устроив искрящийся фейерверк. Или одному из своих шутов во сне приклеил смолой бороду к груди и долго смялся, увидев, как человек корчился после пробуждения.

Шуты – а их в окружении царя было около шестидесяти – должны были развлекать государя своими шутками. За столом они громко рассказывали, прыская со смеху, о кражах, растратах, оплошностях должностных лиц, пока царь осматривал пронзительным взглядом присутствующих. Самым знаменитым шутом был португалец из Акосты. Петр доверял ему организацию гротескных церемоний и руководство людьми, которые были в них задействованы. Другой шут, Балакирев, был у царя козлом отпущения, он считал его королем обманутых мужей и не упускал случая публично ему сделать рожки.

Кроме шутов, существовали еще и карлики. Петр был без ума от них. Чтобы придать пикантность венчанию двух своих любимых карликов, Петр приказал созвать еще семьдесят двух со всех дальних областей империи. В церкви он сам лично держал венец над головой невесты, которая едва доставала ему до пупка. После этого в роскошном дворце Меншикова был устроен огромный пир. «Нормальные» люди сидели за большими столами, «лилипуты» за маленькими столиками, и им подавали еду на миниатюрных тарелочках. Вскоре вся компания гномов была мертвецки пьяна. Очевидец так описывал бал, который последовал за обедом: «Легко было представить себе удовольствие, которое Петр I и оставшаяся компания получали от зрелища комичных прыжков, странных гримас и смешных поз этих пигмеев, один вид которых уже заставлял смеяться. У одного был большой горб и короткие ноги; у другого был огромный живот; третий переваливался с боку на бок, как барсук на кривых ножках; еще один отличался длинными ушами, маленькими свиными глазками и тем, что у него рот был набоку; у остальных фигуры были еще смешнее. Когда развлечения закончились, новобрачных проводили в царский дворец и положили в царской спальне».[76]

Похороны того же самого карлика спустя несколько лет дали повод царю разыграть целый спектакль. Во главе похоронной процессии шел священник маленького роста. Певчими были дети. Маленький катафалк с маленьким гробиком везли маленькие лошадки, покрытые черными попонами. Позади шествовали карлики в траурных одеждах. Их уродства и прихрамывающая походка веселили зевак и самого царя. Чтобы процессия смотрелась контрастнее, Петр приказал пятидесяти гренадерам самого высокого роста ехать по бокам процессии с фонарями в руках. После похорон карлики были приняты во дворце Их Величествами. Спустя несколько дней смерть главного повара спровоцировала еще один маскарад. Все участники процессии были одеты как повара, в фартуки и белые колпаки.

Не только карлики привлекали Петра, но и гиганты. Он привез из своего путешествия по Франции толстого и вялого великана, ростом два метра двадцать шесть сантиметров, и женил его на финке такого же роста в надежде, что у них родятся необыкновенно большие дети. Это ожидание закончилось разочарованием, несмотря на то что царь назначил паре великанов ежегодное содержание в размере шестисот рублей. Великана использовали также на гротескных церемониях, нарядив в костюм мальчугана, он водил на помочах карликов.[77]

Вскоре болезненные пристрастия царя подтолкнули его к организации Кунсткамеры, где он собрал различные экспонаты «ошибок природы»: человек, лишенный гениталий, ребенок с двумя головами, барашек с пятью ногами, уродливый зародыш. Он любил пройтись между сосудами, в которых были заспиртованы эти диковинные образцы. Был издан и разослан по областям специальный указ, в котором царь приказывал все найденные на их территории феномены, людей или животных, живых или мертвых, доставлять в Санкт-Петербург. Были назначены различные вознаграждения за найденные диковины: за живое существо, за мертвое, за человеческое существо и за животное. Хранителем этого музея был карлик, у которого на руках и ногах было всего по два пальца. Он знал, что после смерти также станет одним из экспонатов музея.

Страсть к ужасам естественным образом привела Петра в камеры пыток, где он любил присутствовать и смотреть, как палач орудует клещами или кнутом. При необходимости он становился помощником палача, даже если дело касалось его собственного сына. Зрелище казни было для него ни с чем не сравнимым удовольствием, которое он не мог пропустить. По словам Семевского, «он провожал осужденных до эшафота с упреками и бранью, насмехаясь над их агонией и смертью».

Не будучи чувствительным к таинству смерти, он видел в человеческом теле только интересующий его механизм. Ему доставляло удовольствие изучать человека со скальпелем в руке. Во время своего пребывания в Голландии он не расставался со своей маленькой сумочкой. Сотрудники госпиталей Санкт-Петербурга получили приказ от царя сообщать ему о всех хороших больных, поступающих на операцию. Большую часть времени он присутствовал при хирургическом вмешательстве и объяснял различные этапы операции. Часто он брал в руки скальпель, и тогда ни один врач не осмеливался критиковать его действия. Он освободил таким образом от двадцати литров воды супругу негоцианта Борста, которая страдала водянкой. И очень гордился своим результатом. Но через четыре дня его пациентка умерла. Взбешенный так, как будто она его ослушалась, он приказал сделать вскрытие для установления причин смерти в его присутствии, чтобы снять с себя все обвинения перед докторами. Само собой, никто и не думал обвинять царя в этой смерти. Вдовец Борст благодарил Петра со слезами на глазах и просил Его Величество присутствовать на похоронах. Также, если верить Долгорукому, Петр лично участвовал на вскрытии тела царицы Марфы Апраксиной, вдовы Федора III, умершей от несварения желудка, чтобы выяснить, была ли она в свои пятьдесят два года девственницей, как говорили при дворе.