Она села на заднее сиденье, и таксист резко рванул с места.

Она гневно глянула на него в зеркало. Он увидел ее взгляд и улыбнулся.

– Не беспокойтесь, дамочка! Не первый раз замужем.

Она покачала головой и отвечать не стала.

«Дамочка, – подумала она. – Ну, спасибо, что не тетка».

Потом она отвлеклась и стала смотреть в окно. Город был непривычно пуст – все рванули на дачи и разъехались по разным странам. Время отпусков, конец августа.

В окне пролетала Москва – прекрасная, новая, слегка незнакомая и иногда непонятная. Но прибранная, точно невеста, и чистая.

Город ее юности.

Проехали Чистые пруды, и она скользнула взглядом по знакомым местам. Где-то тот дом – вряд ли он жив, – странный, совсем старый уже тогда, с деревянными лестницами и полукруглой комнатой с черным роялем, где печальная женщина в темно-зеленой шали играла Шопена.

Сливовый пирог, горячий чай, запах оплывших свечей. Печальная музыка, молчаливая и немолодая хозяйка, смотревшая на нее, такую юную и красивую, с чуть заметной завистью и тайным знанием жизни.

И стук каблуков по темным ступенькам – скорее на улицу! А подите вы все со своими тайнами и муками ревности! Кретин! Вот надо же было притащить ее к бывшей любовнице!

И запах сирени на влажной и темной улице. И еще – ощущение свободы и счастья. Такое глубокое, терпкое, что выступили слезы, и ей даже стало немного страшно.

Она прикрыла глаза – защемило сердце.

Шофер прибавил звук радио, и понеслась залихватская песня о тюремной доле.

Она посмотрела на часы и облегченно вздохнула – скандал, кажется, отменяется. Ну, в крайнем случае – маленький выговор.

Она подумала про мужа и почему-то улыбнулась. А потому, что даже подумать о нем ей было приятно. Этот суховатый, сдержанный, казалось бы, совсем не «ее» человек, ну, уж точно – не ее круга, возник в ее жизни пятнадцать лет назад. Тогда, когда она уже и не думала ни о чем подобном – замотанная, закрутившаяся в проблемах, не очень молодая и усталая женщина.

А он возник. Внезапно, случайно – подумать только – в очереди в Сбербанке! Выходя, она поскользнулась. Март месяц, лужи и лед, яркое солнце. Он подхватил ее за локоть. Она смутилась и поблагодарила. А он взял ее сумки и дотащил до подъезда. У подъезда раскланялся и… пошел.

А она, сама не ведая, что творит, вдруг окликнула его:

– Постойте!

А когда он резко обернулся, совсем растерялась и от смущения развела руками.

Поженились они через три месяца – с загсом и посиделками в кафе. На этом настоял новобрачный.

Она отбивалась:

– Да зачем этот загс, нарядное платье и вся эта ерунда?

А он даже обиделся:

– Да как же так? Без атрибутики нет, моя милая, события. А уж тем более – праздника.

Что поделаешь – человек военный, привык к порядку. Смирилась.

Со многим смирилась. Понимая, что главное и что важнее. А однажды, обидевшись на его очередной строгий выпад, подумала: «А ведь его достоинства гораздо крупнее его недостатков. Значимее и ценнее!»

И жить после этого стало намного легче.

Ее слегка удивляло мамино отношение к «новому» мужу. Слегка презрительное, что ли… Чудно – впервые Марине попался «настоящий полковник». И еще – настоящий мужик. Без капризов и выкрутасов. Без интеллигентских рефлексий и обиды на жизнь. Человек, понюхавший пороху – в прямом и переносном смысле. Знающий цену всему – в том числе и человеческой жизни. Служивший в Забайкалье и на Урале. Прошедший Афган, так, к слову. Честный до дурости, прямой и справедливый. Работящий, скромный, непритязательный. Обожающий ее, Марину. Надежный как скала. И чем он не устроил капризную тещу? Ах, не так образован! Ах, из села, из глубинки! Ах, не там ставит ударение и не читал Шопенгауэра!

В общем, не нашего поля ягода…

И вечные разговоры: «Валерочка, Валерочка. Валерочка это и Валерочка то». Все обожали Валерочку! Без сомнений! Он и вправду был подарком судьбы для Марины, необыкновенный, единственный.

Но… У каждого своя судьба, верно?

И Марина сама прекрасно видела и замечала – и «бокал» вместо кружки, и ударения, и верность Родине, которую любить сейчас было не принято, что вполне, кстати, понятно и объяснимо. И боль за родную армию и флот. Все это было ей, несомненно, чуждо, незнакомо и не очень понятно. Но…

Господи, сколько «но»! А что есть кроме них? Да куча всего, ей-богу! Преданность, нежность, бережность. Верность. Уверенность. Неподдельная и искренняя нежность к Юльке и внукам. Ее, Марининым, внукам!

Есть дом, построенный его, между прочим, руками, в котором живет все лето ее шумная и хлопотная семейка. Есть помидоры, любовно посаженные им и потом закатанные в трехлитровые банки. Есть грибы в корзине, которые он приносит рано утром из лесу. Есть горячий чай, заваренный по особому рецепту им же – с малиновым и смородиновым листом, который он ставит ей на ночь на прикроватную тумбочку.

И еще – есть те три недели после тяжелой операции. Когда он не уходил из больницы. Есть в ее памяти. Навсегда. И не очень важно – после всего перечисленного выше, – что он не читал Шопенгауэра. Потому что жизнь на нем, на Шопенгауэре, не построишь. Жизнь – она куда проще, чем иногда кажется.

И еще – она, жизнь, хорошо научила ее, Марину, что в ней нужно ценить, а на что вовсе не обращать внимания.

Она с удовольствием подумала про скорый приезд на дачу, про тихую мамину радость, про ее вечное ворчание и недовольство зятем, про объятия с дочкой, звонкие поцелуи с внуками и сдержанный – с Юлькиным мужем.

А дальше – суета. Шашлыки, скатерть, звон посуды, крики детей. Строгие указания мужа, крики внуков:

– Деда, давай к нам!

И все это – одно большое, нет, просто огромное счастье. То, что все вместе, и то, что все живы.

И – дальше, дальше. По бульварам, мимо знакомых и незнакомых домов, мимо ее молодости, отчаянной радости, шальных и неразумных поступков, мимо ее весны и ее осени, все ближе и ближе к зиме. И вот – совсем близко!

Мимо ее прежней жизни – мимо надежд и разочарований, непростительных глупостей, слез, страданий, боли, предательств, обид – мимо всего, что с ней было когда-то. Мимо… Мимо жизни. Невыносимой и прекрасной. Все-таки прекрасной. Потому что в ней, как оказалось, всегда есть место надежде и вере. Времени для счастья.

И мама, выходит, была права. Ну, на то она и мама, что говорить!

Машина затормозила у вокзала, и, выбравшись из нее, она увидела мужа, выглядывающего ее в толпе. Она помахала ему рукой, улыбнулась и увидела, как он быстро пошел ей навстречу – чуть покачивая осуждающе головой и все же с улыбкой.

Потому что они были рады друг другу. Все просто.