И вновь Даф так ужаснулась этой мысли, что до кровипрокусила себе руку. Мефодий понимал ее. Каково было существу, выросшему вЭдеме, существу цельному и прекрасному во всех своих проявлениях, поймать себяна таком жутком желании! Желании, скорее свойственном простейшей нежити,какому-нибудь хмырю болотному, но никак не светлому стражу.

– Значит, и желание было не твое! – сновапредположил Меф.

Даф кивнула. Глаза у нее сухо блестели.

– Тем хуже. Если они могут заставить меня испытыватьжелания – значит, они пробрались глубоко. Мрак уже сидит во мне. Как вирус, какинфекция. Он разрушает и разъедает меня изнутри. И самое скверное – я не знаю,как он там оказался.

– Заброшенный дом… – подсказал Меф.

– Я сама виновата. Я пропитываюсь мраком как губка. Ячувствую себя грязной. Такой грязной, что хочется забраться в ванну и теретьсебя мочалкой, пока не сдерется кожа, – беспомощно сказала Даф.

Меф про себя решил, что для прежней Дафны это желаниечересчур брутально. Истинный свет даже в покаянии не впадает в психопатию.Самобичевание, равно как и прилюдное блуждание с растравленными язвами, –развлечения мрака. Очередная его пародия на свет.

Надо что-то делать, но что? Мысль тоскливо буксовала,колесами выбрасывая грязь пустых сомнений. Меф взглянул на часы. Короткаястрелка прилипла к шести, а длинная болталась где-то на подходе. Он вспомнил,что вечером должен быть у валькирии.

«Вот пусть валькирия все мне и объясняет!» – сердито подумалМефодий, подсознательно радуясь, что его внутренний гнев сумел найтигромоотвод. Когда тебе тяжело – пни кого-нибудь, и тяжело будет не только тебе.

– Я найду Эссиорха. Не уходи, пока он не свистнетснизу. Хорошо? Сам я скоро приду!

Дафна не ответила, однако Меф понял, что она его услышала исделает все, как он сказал.

* * *

Меф вызвал Мамая. Можно было телепортировать, но мрак зоркоотслеживает телепортации своих сотрудников. В случае же с Мамаем шпионы вполнемогли решить, что он поехал по делам мрака. За чистыми пергаментами ктаксидермисту, да мало ли куда еще. Если же кто-то из недоверчивыхкомиссионеров все же увяжется, Меф сумеет объяснить ему значение слова«неприятности».

Мамай прибыл быстро. Снаружи послышался красноречивый звук,какой бывает, когда один автомобиль с большой железной радостью приветствуетдругой. Буслаев подозвал Улиту и шепотом попросил ее заглянуть в кабинет кАрею, спросить: может ли он, Меф, отлучиться. Конечно, Буслаев мог заглянуть исам, но ведьма справлялась с такими поручениями успешнее.

Улита заглянула и почти сразу вернулась.

– Ну, что он сказал? – нетерпеливо спросилМефодий.

– Он сказал: «Хм», – передала ведьма.

– И все?

– Все!

– Значит, услышал и принял к сведению.

– А если бы не принял?

– Тогда он выразился бы более определенно.

На этот раз Мамай прирулил на доисторическом джипе. Егошипованная резина, мало подходящая для лета, была выкрашена в белый цвет. Судяпо верным признакам, джип некогда подорвался на фугасе.

– Эхо иракской войны? – спросил Меф.

Мамай довольно ухмыльнулся. Буслаев понял, что угадал.

Мефодий уже опустился на заднее сиденье, и Мамай сдавалзадом, вместе с джипом сдвигая подбитую машину, когда кто-то окликнул их. Изрезиденции появилась Вихрова и плюхнулась на сиденье рядом с Буслаевым.

– Я с вами, – сообщила она.

– С какой радости? – не понял Меф.

Ната подняла глаза, одновременно опуская весь мир. Это былоее ноу-хау.

– Меня послал Арей. Он крикнул: «Вихрова, иди за ним!Синьор помидор чего-то мудрит, а чувство опасности у тебя развито раз в десятьсильнее».

Мефу это не понравилось. Ничего себе пропорции!

– Ты уверена, что ничего не путаешь?

– Ты меня утомляешь. Не веришь – спроси у Арея. Незаблуждайся, Буслаев, ничего личного… Если, конечно, ты сам не захочешь всепоменять!

На круглом лице Наты вновь началась пляска мышц. Мефспокойно созерцал ее. Он знал, как сильно это раздражает Вихрову и был не прочьее подразнить.

– А кончик носа ты опускать и поднимать умеешь? Илитолько вправо-влево? – спросил он любознательно.

Ната резко отвернулась.

– Мамай! Ты едешь? – бросила она гневно.

– Ны пускаэт ныкто, панымаэшь! – с гневомпожаловался хан.

Он вклинился между двумя рядами и выжал газ, с грохотомраздвигая застрявшие в пробке машины. Тяжелый джип пробивал пробку насквозь. НаМамая орали. Он не оставался в долгу. Высовывался в окно, размахивалпластилиновой рукой. «Вот и «прокрались на мягких лапках», – подумал Меф.

– Ныкто ездыть ны умеет, панымаешь! Правыл ны знают,да?! – закричал хан, оборачиваясь к ним.

– А ты их знаешь?

– Какые правыл, дарагой? Дарога есть, а ехать нет! Этане правыл! Это мама их знаыт, какой правыл! – заявил Мамай.

Стуча кулаком по гудку, он выскочил на перекресток, снес неуспевший увернуться светофор, развернулся и по встречной полосе сталпробиваться к Садовому кольцу.

– Куда лезышь, чабан! Тэбэ овэц пасты, а ны в городеездыть, да! – прокричал Мамай, петухом налетая на сверкающий «Лексус»,пытавшийся огрызнуться на него мигалкой.

– Теперь я понимаю, почему мой папа боится ездить свосточными водителями. Они слишком горячие, – заметила Ната.

– А ваш русский мущын холодный, да? Вэрблюд, а нымужчин! Ны поеду! Савсэм ны поеду! Рэж – ны поеду! – обиделся хан.

Причем обиделся так сильно, что выпустил руль и отвернулсяот дороги. Газа он при этом, разумеется, не сбросил, даже поддал, и армейскийджип понесся в лоб прямо на автобус. Мефодию стоило немалых усилий повернутьколеса джипа в сторону и вновь вручить руль хану. Мамай капризничал, какприма-балерина, которой забыли повесить в раздевалке любимое махровое полотенцеи поставить цветочки.

После всех этих фокусов неудивительно, что Багров добралсядо Ирки раньше, чем Мефодий и Ната.

* * *