Да и вообще… я вовсе не хочу замуж! По крайней мере — за доброго парня Гудрета.

Вот только вряд ли я смогу объяснить это ильху.

Его темные глаза стали совсем черными, рот скривился.

— Это из-за него, — выдохнул он. — Проклятый риар! Если бы я только мог вызвать его на поединок и убить! Но никто не выстоит против хёгга!

— Мне жаль, — смущенно пробормотала я. — Тебе и правда лучше уйти.

— Жаль? — Гудрет коротко и зло рассмеялся. — Ты делаешь глупость, Энни. Большую глупость. Ночью я поговорил с ильхами. Скажи, почему риар не назвал тебя своей лирин? В городе тебя считают чужачкой и прислужницей. И недовольны, что новый риар в такую важную ночь выбрал именно тебя. Он должен был позвать за собой кого-то из местных дев. Никто не знает о наречении, Энни. Никто.

— Это неважно…

— Это очень важно, — грубо оборвал Гудрет. — У нас свои законы, Энни. Молодая дева принадлежит семье или мужу, они защищают ее. А если дева осталась одна… Она принадлежит всем. Любому, кто захочет, понимаешь? Ты не сможешь себя защитить, ты просто чужачка!

Перед глазами вдруг встали лица ильхов на площади. Тогда меня спасла Гунхильд, но кто спасет в следующий раз?

— Если ты лирин, то за прошлую ночь риар должен заплатить тебе откуп, — процедил Гудрет. Слова давались ему с трудом. — А если просто дева на одну ночь, то хватит и подарка.

Например, фигурки из старого сундука…

Я тряхнула головой, отбрасывая паутину домыслов и подозрений. Я не хотела думать о том, что говорил Гудрет!

Гудрет заметил мои сомнения.

— Есть еще кое-что, Энни. Хёггкар из Карнохельма должен был отбыть несколько дней назад. И путь его лежал в Варисфольд. В трюме тухнет дичь и рыба, которые жители отправили на продажу. Но хёггкар стоит. Это приказ нового риара. На трех мостах стража получила приказ не выпускать из города дев. Проверять каждую. Все дело в тебе. Риар не хочет, чтобы ты сбежала. Он только притворяется, что у тебя есть выбор. А сам стережет свою добычу!

Что? Я не верила своим ушам. И не знала, как относиться к словам парня. Рагнвальд соврал мне? И намеренно задержал корабль? Но почему?

— Ты нужна ему. Не знаю, зачем, — устало произнес Гудрет.

— Может, я ему дорога? — тихо произнесла я.

— А может, дело в Билтвейде? — и он нахмурился, увидев мой непонимающий взгляд. Голос его стал глуше, ильх нервно оглянулся. — Билтвейд, Энни! Древний обычай. Такой же древний, как пекло Горлохума. Это… жертвоприношение.

— Снова будут резать животных? — меня передёрнуло, стоило вспомнить помост, заваленный тушами.

Гудрет сглотнул.

— В Билтвейд в жертву приносят людей, Энни. Юных дев.

— Что?

Кажется, все внутри меня похолодело. Я приняла странные обычаи фьордов, смирилась с ними. Но это? Теперь понятно, почему так мрачнеют ильхи, стоит произнести загадочное слово — Билтвейд. И почему в их взглядах вспыхивает злость и обреченность.

— Для Билтвейда риары частенько воровали чужих дев или дикарок, ведь никто не хочет отдавать своих. В ночь перед жертвой дева становится утехой. К ней приходят ильхи, чтобы отдать… часть себя и подарок для хёггов. А после ее отдают на растерзание.

— Я не верю… — беспомощно прошептала я, мотая головой. Нет, это не может быть правдой. Это ведь… ужасно! Тофу знала? Конечно, знала… Но не сказала мне. И прошлой ночью придержала чашу с жертвенным вином, чтобы я выпила. Она могла прогнать меня с площади, но не сделала это. Хотела, чтобы я осталась.

Почему?

Горло сдавило страхом и непониманием. Глупая Энни! Я поверила, что обрела дом и почти семью? Гудрет прав. Я лишь чужачка. Я ничего не понимаю, бреду на ощупь и верю добрым словам. Верю, что не обидят. Словно собака, которую раз за разом отбрасывают сапогом, а она снова подползает!

— Не верю, — повторила я.

— Я говорю тебе правду. Я ведь не риар Карнохельма, — язвительно добавил Гудрет. — Я выл от ужаса, когда понял, куда тебя утащил хёгг. И бросился следом с тот же день. Нам надо уходить, Энни. Сейчас же!

Перед глазами замелькали картины вчерашней ночи. Кровь, что лилась рекой. Лихорадочный блеск в глазах ильхов. Черепа животных… Дикость Рагнвальда… Фьорды прекрасны, но так жестоки.

— Ты моя лирин, я буду защищать тебя! — жарко прошептал Гудрет. И снова осторожно коснулся моей руки. — Тебе понравится в моем доме! Он стоит возле источника. И каждое утро я буду печь для тебя булочки и пироги. Я буду любить и почитать тебя, Энни! Со мной тебе будет хорошо. Забудь Карнохельм, это ужасное место!

Я молчала. Дом, выпечка… Разве не об этом я мечтала? Гудрет озвучил все, о чем я грезила. Да и сам он хорош. Мне бы обрадоваться, но почему-то я ощущаю лишь отчаяние и грусть.

— Это все Зов и кровь в вине, — яростно выдохнул ильх. — Они привязывают тебя к Карнохельму. К камням, деревьям, воде. Ко всему. Нельзя пить жертвенную кровь, нельзя давать руку риару!

— Я не знала… — обхватила руками колени. Боги, что же мне делать?

«Уходи, еще есть иной путь…. — сказала в голове старая вёльда. — В Карнохельме тебя выберет смерть!»

Неужели в словах старухи есть правда? Зачем я Рагнвальду? Ведь он ни разу не сказал мне о чувствах. Даже о том, что я ему нравлюсь. И о Билтвейде тоже не сказал, и о корабле. Ему надо научиться управлять хёггом, может, в этом причина. А что же дальше? Риар принадлежит всем, каждую ночь к нему будет приходить новая дева. Так рассказывала Тофу, и я ужасалась. Рагнвальд никому не сказал, что я его нареченная. Говорил, что отпустит. А сам выставил стражу на трех мостах…

Моя голова шла кругом. Я не понимала, кому и во что верить. И все же…

— Я не могу уйти с тобой, — прошептала я. — Не могу. Я должна… разобраться.

Несколько томительных минут ильх молчал. Потом тяжело вздохнул.

— Что ж… Значит, так. Я уйду. Проводишь меня, Энни?

Я кивнула. Не в силах смотреть ильху в глаза. К моему удивлению, он двинулся в сторону Нирхёльда.

— На мостах стоит стража, мало ли, какой приказ отдал риар, — хмуро пояснил Гудрет. — Лучше пройти здесь.

И снова я ступила на висячий мост. Но на этот раз страха перед бездной не было. Внутри меня тоже раскрылась пропасть, и она была страшнее. Оказавшись на разрушенном мосту, я глянула в сторону дома Рагнвальда и отвернулась.

— Кажется, пора прощаться, Гудрет.

Он постоял, рассматривая меня. Потом дернул веревку на своем мешке, вытащил кожаный бурдюк.

— Ты бледная, Энни. Выпей, здесь травы и мед. Это придаст тебе сил.

Я глотнула ароматный горячий напиток — раз, другой. Ильх придержал бурдюк, когда я хотела отстраниться. И внутри кольнуло дурное предчувствие. Так же сделала ночью Тофу…