– А если они снова погонятся за нами? – поинтересовался Додж.

Питт широко ухмыльнулся.

– Мы развернемся и убежим. Мы здорово научились это делать.

Наступил рассвет. Море было пустынным. Радар не показывал ни одного судна на тридцать миль вокруг, и, если не считать огней вертолета, который пролетел над «Поко-Бонито» часом раньше, поиски источника коричневой мути шли беспрепятственно. На всякий случай экипаж судна всю ночь не зажигая огней.

Вскоре после столкновения с поддельным кораблем-призраком они повернули на юг и теперь находились в заливе Пунта-Горда, куда привел их след все увеличивающейся токсичности морской воды. До сих пор им везло: погода стояла хорошая. В воздухе едва ощущался легкий ветерок.

До никарагуанского побережья было всего две мили. Узкая полоска прибрежной низменности виднелась на горизонте, как будто проведенная гигантской рукой при помощи рейсшины и рейсфедера. Над низменностью поднимались туманы, которые затем медленно уплывали на запад к подножию невысоких гор.

– В высшей степени странно, – сказал Ганн, внимательно осматривая местность в бинокль.

Питт поднял голову:

– Что именно?

– Судя по картам залива Пунта-Горда, единственный населенный пункт здесь – маленькая рыбацкая деревня под названием Барра-дель-Рио-Маис.

– И что?

Ганн передал Питту бинокль:

– Посмотри и скажи, что ты там видишь.

Питт настроил бинокль и внимательно оглядел береговую линию.

– Это вовсе не глухая рыбацкая деревушка. Больше похоже на крупный глубоководный контейнерный порт. Вон там два контейнеровоза разгружаются у громадного причала с кранами, а еще два на рейде ожидают своей очереди.

– Кроме того, большой участок земли отведен под склады.

– Да, жизнь бьет ключом.

– Как ты оцениваешь ситуацию? – спросил Ганн.

– Единственное, что я могу предположить: сюда завозят оборудование и припасы для строительства пресловутой высокоскоростной железной дороги от океана до океана.

– Чертовски тихая работа, – заметил Ганн. – Я не видел докладов о том, что этот проект профинансирован и начал воплощаться в жизнь.

Огромная бухта Пунта-Горда, у внешней границы которой находился в этот момент «Поко-Бонито», неожиданно оказалась морем отвратительной коричневой грязи. Все вдруг обратили внимание на воду. Никто не произнес ни слова. Никто не двинулся, когда коричневая муть, густая, как овсянка, окружила судно со всех сторон.

Люди стояли и молча смотрели, как нос «Поко-Бонито» режет густое коричневое месиво. Казалось, что вода поражена какой-то отвратительной болезнью, а ее поверхность выкрашена жженой умброй. Все вместе это напоминало кожу, пораженную проказой.

Джордино, стоявший у руля с незажженной сигарой в зубах, сбросил газ. Додж бешено регистрировал и анализировал химический состав воды.

За эту длинную ночь Питт успел лучше узнать Рене и Доджа. Она выросла во Флориде и рано стала мастером-ныряльщиком. Девушка буквально влюбилась в море, получила степень магистра по морской биологии и в результате посвятила ему свою жизнь. За несколько месяцев до встречи на «Поко-Бонито» она закончила бракоразводный процесс, который дался ей очень нелегко. Вернувшись домой после очередной долгой морской экспедиции на Соломоновы острова, она обнаружила, что ее любимый съехал от нее и живет с другой женщиной. Теперь она утверждала, что мужчины ей больше не интересны.

Питт начал кампанию по возвращению ей интереса к жизни. Теперь он стремился рассмешить ее всякий раз, когда на ум ему приходило что-нибудь забавное.

В случае с Доджем, однако, его старания пропадали втуне. Этот неразговорчивый человек был тридцать лет удачно женат, имел пятерых детей и четверых внуков. Он работал в НУМА с момента основания агентства. Обладал степенью доктора философии по химии и изучал загрязнение воды, работая в центральной лаборатории НУМА. Но год назад его жена умерла, и он попросился в экспедицию. Шутки Питта вызывали у него в лучшем случае слабую улыбку. Он никогда не смеялся.

В тучах восходящего солнца вокруг, сколько хватало взгляда, видна стала не вода, а пресловутая коричневая муть. По консистенции она здесь напоминала нефтяную пленку, только гораздо плотнее, и полностью гасила всякое волнение. Поверхность, по которой Джордино на небольших оборотах вел «Поко-Бонито» со скоростью десять узлов, оставалась практически неподвижной.

После взрыва, которого чудом удалось избежать возле Блуфилдса, и столкновения с пиратской яхтой на борту «Поко-Бонито» всю ночь копилось тревожное напряжение. К утру оно настолько сгустилось, что, казалось, его можно было пощупать рукой. Питт и Рене втащили на борт несколько ведер мути и разлили по стеклянным контейнерам для дальнейшего исследования в лабораториях НУМА в Вашингтоне. Они выловили и несколько образцов мертвой морской живности, плававшей на поверхности. Их изучением собиралась заняться Рене.

Внезапно из рубки послышались крики Джордино. Он кричал изо всех сил, размахивая руками, – сказывалось итальянское происхождение.

– Слева по борту! В воде что-то происходит! Теперь уже увидели все. В воде что-то двигалось, как будто бился в смертельной агонии гигантский кит. Все на борту застыли в неподвижности, как статуи. Джордино повернул нос судна на двенадцать градусов, направляя «Поко-Бонито» ближе к месту событий.

Питт пошел в рубку и проверил показания эхолота. Дно под судном резко поднималось. Выглядело так, как будто «Поко-Бонито» проходил сейчас над почти отвесным склоном, вроде стены Большого Каньона. Обнаженная мерзость коричневой мути придавала поверхности моря вид кипящей грязи.

– Невероятно, – пробормотал Додж как загипнотизированный. – Судя по глубинам, обозначенным на карте в этом месте, прибор должен показывать шесть сотен футов.

Питт ничего не ответил. Он стоял на носу и неотрывно смотрел в бинокль.

– Выглядит так, как будто море кипит, – сказал он Джордино через открытое окно ходовой рубки. – Но источник не может быть вулканическим. Нет ни пара, ни тепловых волн.

– Дно поднимается с невероятной скоростью, – крикнул Додж. – Там будто растет вулкан, но без расплавленной лавы.

Между тем берег приблизился и виднелся теперь меньше чем в двух милях впереди. Бурление воды все усиливалось, волны метались и били во всех направлениях. Суденышко дико подпрыгивало, как будто его трясли на гигантском вибростенде. Коричневая муть вокруг густела все больше, пока не превратилась в настоящую неразбавленную грязь.

Джордино шагнул к двери рубки и окликнул Питта:

– Температура воды изменилась, причем скачком. За последнюю милю она вернулась к нормальным восьмидесяти трем градусам.