Из отделения интенсивной терапии Тьерри явно перевели. Конечно, эта палата тоже для тяжелобольных, но сразу видно: здесь все не так страшно. По-прежнему пищит кардиомонитор, но кислородной маски больше нет. Тьерри лежит неподвижно: должно быть, спит. Жалюзи подняты. С восьмого этажа открывается потрясающий вид на залитый солнцем летний Париж, но в палате благодаря кондиционеру царит прохлада.

Я повернулась к окну спиной, чтобы свет не бил по глазам. Фигура на кровати шевельнулась.

– Клэр?..

Я едва не подпрыгнула от неожиданности.

– Здравствуйте, – тихо произнесла я по-английски.

Теперь самой стыдно, что испугалась. Часто моргая, чтобы перед глазами после яркого солнца перестали плясать цветные точки, шагнула к больному:

– Тьерри?

– Клэр, ты приехала? – Он растерянно глядел на меня.

– Тьерри, я не Клэр, я Анна. Помните меня?

Я подошла ближе. Вид у Тьерри все такой же растерянный. Он заметно похудел. Всего за пять дней, проведенных в больнице, сильно сбросил вес.

Я погладила Тьерри по руке. Он кивнул в сторону бутылки на прикроватном столике. Налила ему воды, села рядом и поднесла стакан к губам больного. Допив, Тьерри несколько раз медленно моргнул и, похоже, окончательно пришел в себя.

– Как самочувствие? – спросила я. – Может, кого-нибудь позвать?

Тьерри молча глядел на меня.

– Я вас принял за Клэр, – наконец произнес он.

– Я так и поняла.

– Вы Анна, – после паузы продолжил Тьерри. – Работаете у меня в магазине.

Услышав от него связную речь, я испытала огромное облегчение. А я уж испугалась: вдруг у него был инсульт?

– Да, все правильно!

– Как дела в шоколадной лавке? – Тьерри нахмурился.

– Не волнуйтесь, все нормально, – дипломатично ответила я. – Мне надо вам кое-что сказать. Я разговаривала с Клэр.

Теперь, когда Тьерри похудел, сходство между ним и Лораном усилилось. Темные глаза Тьерри кажутся больше, а из-за длинных ресниц взгляд у него, как у беспомощного, пусть и очень большого, щенка.

– И?.. – поторопил Тьерри.

– Она хочет приехать в Париж.

Вдруг губы Тьерри растянулись в широкой улыбке. Я заметила, что они все растрескались, и налила ему еще воды.

– Клэр приезжает?

– Что же такое между вами произошло? – не утерпела я.

Вспомнился и гнев Лорана, и отрицание Элис своих английских корней, и загадочное молчание Клэр.

Тьерри с трудом приподнялся на взбитых белых подушках.

– Осторожнее, – взмолилась я.

– Стараюсь, – ответил он. – Но мне уже гораздо лучше. Знаете, что сегодня сказала врач? Она заявила, что я должен встать и пройтись! Слыхали вы что-нибудь подобное? Встать и пройтись!

– Вы же любите гулять.

– Я люблю ходить в кафе или пойти выпить аперитив. Люблю гулять с друзьями, спорить и обсуждать проблемы мирового масштаба. Люблю переходить через мосты, прохаживаться по дорожкам парка, в субботу утром совершать моцион на Елисейских Полях, смотреть на красивых дам с собачками… А шататься по больничным коридорам в рубашке, из-под которой все видно, – нет уж, увольте!

– Прекрасно вас понимаю. – Я сочувственно покивала. – У самой были те же проблемы.

– Серьезно? – Тьерри с интересом поглядел на меня.

Я кивнула и, несмотря на всю странность и неловкость ситуации, сняла туфлю. Тьерри озадаченно прищурился. Пригляделся повнимательнее.

– У вас только… un, deux, trois[45].

– Да, – подтвердила я. – Раз, два, три – и все. Меня тоже заставляли много ходить.

– Что с вами случилось?

– Да так, мелочи жизни. Бывает.

Тьерри такой ответ удовлетворил.

– Да. – Он кивнул. – Бывает.

– Точно.

– Но вы все преодолели.

Я задумалась.

– Почти, – наконец ответила я. – После такого прежней я уже не буду, но по большей части справилась.

– Просто надо идти вперед. – Тьерри снова кивнул.

– Вот именно: идти вперед.

– Я ведь уже сбросил семь килограммов. – Тьерри вздохнул.

– Это хорошо, – кивнула я.

– Очень кстати. – Тьерри улыбнулся. – К приезду Клэр я должен выглядеть прилично.

– Расскажите, что вас с ней связывает, – попросила я.

Но в этот момент дверь распахнулась и в палату влетела Элис с крошечной чашечкой кофе и журналом «Пари матч». Одета она была в стильный темно-синий жакет и очень облегающие белые брюки. На шее – красный шарф с узором. Можно подумать, будто она участвует в конкурсе на самую «французскую» француженку.

Заметив у кровати меня, Элис сразу притормозила. «Да расслабься! – захотелось сказать мне (по-английски). – Нет, я не пытаюсь увести твоего страдающего жутким ожирением шестидесятилетнего гражданского мужа, вдобавок прямо в больнице, когда он еще не оправился после тяжелого сердечного приступа».

– А-а, это вы, Анна, – произнесла Элис с интонацией, с какой обычно говорят: «Фу, вляпалась в собачью какашку!» (кстати, в Париже подобные неприятности происходят нередко).

– Здравствуйте, Элис, – поздоровалась я. – Вот зашла проведать Тьерри.

– Зачем?

Что бы ответить? Главное – не выдать Клэр.

– Фредерик и Бенуа хотят знать, как дела у Тьерри, – нашлась я. – Фредерик боится больниц.

Элис усмехнулась:

– Передайте, что Тьерри поправляется. Как продажи? Надеюсь, шоколадная лавка не теряет покупателей.

– Дайте попробовать, что вы продаете, – потребовал Тьерри.

– Лучше не надо, – возразила я. – Вам нельзя шоколад, вы на диете.

Все-таки я немного побаивалась: вдруг Тьерри попробует мое произведение, отшвырнет одеяло и кинется в шоколадную лавку исправлять то, что я натворила?

Повисла пауза. И Тьерри, и Элис молча глядели на меня.

– Ну, я пойду, – смущенно пробормотала я.

– Идите, – мимоходом бросила Элис и засуетилась у кровати.

Тьерри бросил на меня наигранно умоляющий взгляд. Так я и думала: в присутствии Элис лучше грязно выругаться, чем произнести имя Клэр.

Я взяла сумку и направилась к двери. Но не успела сделать и пары шагов, как Тьерри спросил:

– От Лорана ничего не слышно?

– Нет, – коротко ответила Элис.

Я застыла как вкопанная. Неужели Тьерри не знает, что Лоран несколько ночей провел у его постели? Не спал, почти не ел? Помог нам в ущерб своей работе? Если нет, то Тьерри должен все это знать.