Например, до войны в Минске было 332 фабрики с 40 тысячами рабочих, а в октябре 1941 г. осталось 39 фабрик и 3378 рабочих мест[428]. Более того, и работающие предприятия должны были обслуживать сиюминутные интересы оккупантов; активность многочисленных немецких «обществ с ограниченной ответственностью» (GmbH) ограничивалась, по большей части, грабежом оккупированных территорий. В Германии ходила шутливая расшифровка аббревиатуры GmbH: «Greift mit beiden Händen» (хапай обеими руками).

Именно по этой причине достигнутые в период нацистской оккупации производственные показатели были удивительно низкими: если до войны шахты Донецка давали ежегодно 90 млн тонн угля, то ежегодная добыча при нацистах составила всего 4,1 млн тонн. Из Криворожского железорудного бассейна нацисты получали только 12 % от довоенного уровня добычи руды. Оккупированные районы Советского Союза давали Рейху только седьмую (!) часть того, что шло в Германию из Франции. Парадоксально, но в 1940 г. по торговым договорам Германия получила от СССР 700 тыс. тонн ячменя, а в 1942 г., в условиях насильственных реквизиций, — всего 120 468 тонн. И вообще, в мирное время немцы получали от СССР больше сырья и продовольствия, чем смогли взять силой во время войны. Министр финансов граф Шверин фон Крозигк считал, что причиной столь низких экономических показателей было отвратительно организованное оккупантами хозяйствование[429]. Совершенно очевидно, что главный гитлеровский интерес на Востоке имел не экономическую, а геополитическую природу — в противном случае Гитлер не стал бы рубить яблоню для того, чтобы снять урожай яблок одного года…

Политика оккупантов в сфере финансов, налогов и заработной платы также свидетельствовала о том, что они не собирались создавать какой-либо прочной системы, а ограничивались грабежом. Платежным средством на оккупированной территории были объявлены банкноты германских кредитных касс (Reichskreditkassenschein). Они имели вид денежных знаков, но по существу являлись денежным суррогатом, не имевшем никакого обеспечения. Расчеты же в рейхсмарках, имевших золотое обеспечение, были на оккупированной советской территории категорически запрещены — это делалось для того, чтобы избежать их накопления в руках местных жителей. Даже жалование солдатам выплачивали оккупационными марками. Когда начались валютные спекуляции, власти распорядились обменивать советские рубли на оккупационные марки при курсе 1:10. На юге России и на Украине имел хождение «карбованец», который также имел 1/10 стоимости марки[430].

Что касается налогов, то, основным налогом в сельской местности был подушный налог; его сумма была фиксированной — 120 руб. с человека в год, и собирали этот налог в конце года. Этот налог был довольно тяжелым: бургомистр из «новой русской администрации», например, получал самую большую зарплату — 1500 руб., мелкие служащие получали от 300 до 700 руб. Для простых же людей выплата налогов стала непосильным бременем, поскольку даже при выполнении различных работ на оккупантов оплата не предусматривалась, а практиковалась выдача продовольственных пайков в форме производственного питания. Более того — за невыполнение заданий людей лишали продовольствия. Согласно официальной установке немецких властей, заработная плата на производстве и рыночные цены должны были сохраняться на дооккупационном уровне. Исходя их этого, оплата квалифицированного рабочего в оккупированных районах РСФСР составила 1,70 руб. в час, неквалифицированных — 1 руб. в час. В итоге зарплата квалифицированного рабочего составляла в месяц 300 руб., а неквалифицированного—150 руб.[431]

Постепенно немцы стали переходить на натуральные сборы: деньги обесценивались. Осенью 1942 г. в одном из партизанских донесений говорилось о следующих налогах для русского населения Смоленщины: поставки хлеба — по 3 центнера с га, поставки молока — по 360 литров с коровы, поставки яиц — по ЗО яиц с одной курицы, поставки шерсти — 475 граммов шерсти с овцы, налог на собак — 200 руб. В ряде случаев оккупационные власти взимали даже особые налоги за окна, двери, «излишнюю» мебель[432]. В некоторых районах устанавливались налоги по сдаче «даров леса». Так, в Смоленской области оккупанты требовали от каждого крестьянского хозяйства по килограмму сушеных грибов, земляники и малины; кроме того, сельские жители обязаны были сдавать бруснику, липовый цвет, пр.

Не на оккупированных советских территориях, а только в Чехии и Моравии (и отчасти в аннексированных у Польши землях) нацисты смогли приступить к начальной стадии освоения отобранной у славян земли. Когда Гейдрих стал рейхспротектором Чехии, он получил возможность реализовать планы СС по созданию поселений в Богемии и Моравии. При вступлении в должность 2 октября 1941 г., Гейдрих сказал, что на Востоке нужно создать слой немецких «хозяев», которые будут распоряжаться славянскими «илотами»; что на первом этапе нужно заселить аннексированные польские районы, затем территорию собственно Польши, а затем Украину. Несмотря на то, что в этих планах ничего принципиально нового не было, Гитлеру эти предложения понравились[433]. В одной из застольных бесед он однажды сказал, что чехи прилежны и исполнительны и, может быть, они смогут служить надсмотрщиками на Востоке. Гитлер поддержал Гейдриха и разрешил распространить область действия эсэсовского «Имперского комиссариата по укреплению немецкой народности» на Богемию и Моравию, что стало крупной победой ведомства Гиммлера. Убийство Гейдриха спутало планы СС в Богемии, ибо его преемник, генерал-полковник полиции Далюге, старый оппонент Гиммлера, был сторонником объединения вопросов колонизации и эксплуатации оккупированных территорий под эгидой министерства Шпеера. В Лотарингии местный гауляйтер Роберт Вагнер был против поселения 5 тыс. человек из Буковины — Вагнер сам хотел решать вопросы, связанные с переселением, а не исполнять приказы соответствующих эсэсовских ведомств. С большими трудностями столкнулись и планы создания немецкого поселения в районе Замостья (дистрикт Люблин); это поселение должно было стать первым в цепочке немецких поселений от Балтики до Крыма. Гиммлер планировал переселение 60 тыс. немцев с Волыни в стратегически важные пункты района Житомира и Винницы[434]. Вооруженное сопротивление этому оказали местные польские и украинские крестьяне; протестовали и гражданские немецкие власти, опасавшиеся срыва планов производства сельскохозяйственной продукции и покушения на их компетенции.