Тем вечером я не видел Шарлотту, как и наутро. Я решил, что этого времени достаточно, чтобы Марин сказала жене о моем уходе из дела. Однако даже такой принципиальный человек, как я, обладает инстинктом самосохранения. Я не мог поехать домой и поговорить с твоей матерью, пока не выпил бы несколько бокалов для мужества, а будучи копом, я ждал, когда алкоголь выветрится из организма, чтобы сесть за руль.

Может, тогда мне повезет и я застану ее спящей.

— Томми, — сказал я, махнув бармену.

Я пододвинул к нему пустой пивной стакан. Я пришел в «О’Бойз» после смены с другими патрульными офицерами, но все они разъехались по домам, возвращаясь к женам и детям, чтобы успеть на обед. Было слишком рано для выпивки перед обедом и слишком поздно для ночной вечеринки. Кроме Томми и меня, здесь остался лишь старик, который начал пить еще в три часа дня, а прекратил, когда за ним заехала дочь.

На двери зазвенел колокольчик, и внутрь вошла женщина. Она сняла приталенное пальто с леопардовым принтом, обнажая соблазнительное розовое платье. Обычно именно такие наряды провоцировали дела об изнасиловании.

— На улице холодно, — сказала она, забираясь на стул рядом со мной.

Я решительно смотрел на пустой пивной стакан. «Попробуй сперва одеться», — подумал я.

Томми освежил мне бокал и повернулся к женщине:

— Что вам принести?

— Разбавленный мартини, — сказала та, потом повернулась ко мне с улыбкой. — Вы пили когда-нибудь такой?

Я сделал глоток пива:

— Не люблю оливки.

— Мне нравится высасывать из их серединок перец, — призналась она и распустила волосы, светлые и волнистые, которые каскадом спустились по спине. — Пиво на вкус как кошачий туалет.

Я засмеялся:

— И когда вы в последний раз пробовали кошачий туалет?

Она изогнула брови:

— Разве у вас не было такого, что вы посмотрели на что-то и точно поняли, какой у него вкус?

Она точно сказала «что-то»? Не «кого-то»?

Я никогда не изменял Шарлотте. Даже не думал изменять. Видит Бог, я встречаюсь по работе с огромным количеством молодых девушек, которыми при желании мог бы воспользоваться. Если честно, мне всегда нужна была только Шарлотта — даже спустя восемь лет. Но женщина, на которой я женился, — та, которая обещала купить мне ванильное мороженое в своей свадебной клятве, хотя это было плохой заменой шоколаду, — сильно отличалась от той, которую я в последнее время видел в нашем доме. Эта женщина была отстраненной единоличницей, столь зацикленной на получении желаемого, что не замечала того, что имела.

— Меня зовут Шон, — сказал я, повернувшись к женщине.

— Таффи Ллойд, — произнесла она и сделала глоток мартини. — Почти как конфетка. Я про Таффи, а не про Ллойд.

— Я понял.

Она прищурилась:

— Я вас знаю?

— Уверен, я бы запомнил вас…

— Нет, я поняла. Я не забываю лиц… — Она щелкнула пальцами. — Вы были в газете. Это ведь у вас больна дочка? Как у нее дела?

Я поднял стакан пива, гадая, не слышен ли отчаянный стук моего сердца. Значит, узнала меня по статье? Если эта женщина узнала, сколько еще людей сделают то же?

— У нее все в порядке, — коротко ответил я, допивая пиво в один глоток. — На самом деле мне пора к ней, домой.

К черту машину! Я пойду пешком.

Я поднялся со стула, но женщина вдруг заговорила:

— Слышала, вы больше не подаете иск.

Я медленно повернулся:

— Этого в газете не было.

Внезапно она перестала выглядеть легкомысленной. Пронзительные синие глаза пристально смотрели на меня.

— Почему вы хотите выйти?

Может быть, она репортер? Это ловушка? Я насторожился, но слишком поздно.

— Я лишь пытаюсь сделать так, как будет лучше для Уиллоу, — пробормотал я, натягивая пиджак и запутываясь в рукавах.

Таффи Ллойд положила визитку на столешницу передо мной:

— Для Уиллоу будет лучше, чтобы дело не пошло в суд.

Она кивнула и закинула на плечо леопардовое пальто, после чего вышла за дверь, оставив мартини почти нетронутым.

Я поднял визитку и провел пальцем по выпуклым черным буквам.

Тоффи Ллойд, следователь

«Букер, Худ и Коутс»

Я вел машину. Ехал по маршрутам, которые обычно патрулировал на внедорожнике, по большим восьмеркам, которые все приближались к центру Бэнктона. Я следил за падающими звездами и ехал туда, куда они могли бы падать. Ехал до тех пор, пока мог смотреть вперед, пока время не перевалило за полночь.

Тихонько пробрался в дом и в темноте нащупал дорогу до кладовой, где лежали простыни и подушка. Внезапно на меня навалилась такая усталость, что я не мог больше стоять на ногах. Я опустился на диван и зарылся лицом в ладони.

Мне до сих пор было непонятно, как все так быстро и так далеко зашло. Вот я убегаю из офиса адвоката, а Шарлотта назначает новую встречу. Я не мог запретить ей, но если честно, то и не подумал бы, что она отважится на иск. Шарлотта не из тех, кто рискует. Здесь я и оплошал: Шарлотта думала не о себе. Она думала о тебе.

— Папочка?

Я поднял голову и увидел, что ты стоишь надо мной; твои голые ноги казались призрачными.

— Почему ты не спишь? — спросил я. — Сейчас же ночь.

— Мне захотелось пить.

Я зашел на кухню, ты плелась следом за мной. Ты чуть хромала, опираясь на правую ногу. Другой отец решил бы, что ты просто сонная, а я думал о микротрещинах и смещении бедра. Я налил тебе воду из-под крана и прислонился к столешнице, пока ты пила.

— Хорошо, — сказал я, беря тебя на руки, поскольку не мог смотреть, как ты карабкаешься по ступенькам. — Тебе уже пора спать.

Ты обвила руками мою шею:

— Папочка, а почему ты больше не спишь в своей кровати?

Я замер на лестнице:

— Мне нравится диван. Он удобнее.

Я тихо зашел в твою комнату, чтобы не потревожить Амелию, которая посапывала в соседней кровати. Положил тебя под одеяло.

— Могу поспорить, что, если бы я не была такой, — сказала ты, — если бы мои кости не ломались все время, ты бы по-прежнему спал наверху.

В темноте я видел, как сверкают твои глаза, как ты наклоняешь голову. Я ничего не ответил. У меня не было ответов.

— Ложись спать. Уже поздно говорить об этом.

Внезапно будто кто-то вставил в фильм кадр из будущего и я увидел, кем ты станешь, когда вырастешь. Это упрямство и решимость, тихое принятие человека, живущего не ради себя. В этот момент ты