— Столица Зондерсгаузен, — сказал я, — до нее сколько?

— Около двух недель, — ответил Альбрехт, — если форсированного марша. А так три.

— Кто король?

— Иоанн-Георг Гехинген, — ответил он, и я ощутил, что он все-таки рисуется как памятью, так и знаниями. — Двое сынов…

— А дочь? — потребовал я.

— Взрослой нет, — ответил он с усмешкой, — соболезную, ваше высочество. Есть только малышка не то пяти, не то десяти лет.

Я вздохнул с облегчением.

— Ишь, соболезнуешь… Людовик Четырнадцатый, великий король, как-то мудро заметил, что ему было бы легче примирить всю Европу, чем нескольких женщин. Потому это благо, что у него нет взрослых дочерей.

Альбрехт посмотрел на Сандорина за поддержкой.

— Однако, ваше высочество, вот и принц полагает, что вам вполне можно вступить в брак даже с пятилетней. Династические браки это позволяют с отсрочкой консумации до совершеннолетия…

Я вздохнул и, не отвечая, послал Зайчика в стремительный галоп, нагоняя далекого Норберта.

С Норбертом рядом едут Клемент и Палант, Клемент потому, что с Норбертом много общего в судьбах, да и характерами очень похожи, а Палант за отсутствием Растера жадно тянется к старшим и бывалым, у которых можно чему-то поучиться.

Заслышав стук копыт, они повернули головы и тут же остановили коней. Я махнул рукой, дескать, продолжаем путь, поинтересовался:

— Какие новости?

Норберт ответил почтительно:

— Ваше высочество, по весьма достоверным данным, король Ирама признал Мунтвига императором, выплатил ему дань и снабдил конницу фуражом. Однако, насколько удалось выяснить, людей в его армию не дал, хотя это и не афишировалось, чтобы не сердить Мунтвига. Так предположил сэр Клемент, я склонен с ним согласиться.

— Осторожная позиция, — сказал я.

— Правда, — добавил он, — с Мунтвигом, что естественно, все же ушло немало горячих голов.

Палант сказал сердито:

— Искать приключений в богатых южных странах, добывать славы и чести. Как же, добудут!

— Понятно, — сказал я. — Значит, земли Ирама — полунейтральные земли. Грабить будем, но умеренно.

— А насиловать? — спросил Палант с умеренным интересом, выдавая воспитанника доблестнейшего сэра Растера.

— Насиловать тоже, — объяснил я, — но не как побежденных, а просто как попавшихся под руку и настроение. Мы даем шанс королевской власти Зондерсгаузена держаться с нами точно так же, как с Мунтвигом.

— Откупиться фуражом?

— Это тоже возьмем, — согласился я. — Мы не жадные, мы хозяйственные. Но будем на всякий случай подчеркивать, что просто идем мимо. Хоть и через их земли. Умеренно опустошая, но ничего личного, просто такое время. Что еще?

Палант посмотрел на Норберта, тот ответил сухо:

— Часть баронов Ирама заперлись в замках и крепостях, — доложил он, — часть приняла власть Мунтвига. Некоторые даже приняли участие в его походе. То же самое, как докладывают разведчики, в Сакранте и Пекланде, потому Мунтвиг идет почти беспрепятственно, предавая огню сопротивляющихся, но их не так уж и много.

— Ни одно королевство, — поинтересовался я, — на его пути не желает стоять насмерть?

Палант сказал с возмущением:

— Куда делся рыцарский дух!

— Рыцарский дух у рыцарей, — напомнил я, — но не у королевств. Сэр Норберт?

— Да, — подтвердил он. — Короли либо присягают самозванцу, объявившему себя императором, либо отводят армии в крепости и рассчитывают, что Мунтвиг уйдет далеко на неведомый юг, а там с ним что-нибудь да случится.

— Вы с ними уже пытались войти в контакт?

Он кивнул.

— Да, мои разъезды забираются вперед очень далеко. Бароны встречают их с недоверием, обычно отвечают отказом. Никто не желает давать войска в ваше распоряжение, ваше высочество.

— Ну да, — буркнул я, — я для них такой же Мунтвиг, а не освободитель от мунтвиговщины.

— Дикие люди, — сказал Клемент.

Я посмотрел с подозрением, но его лицо совершенно серьезно, да и вообще Клемент достаточно прост и честен, это не ехидный Альбрехт.

— Место для ночлега?

— Отыскали, — сообщил Норберт. — Рядом лес, река, коней можно пустить на выпас. Пусть и не откормятся, так хоть поваляются на молодой травке.

— Прекрасно, — сказал я. — Вечером все ко мне в шатер на брифинг.

К вечеру похолодало так, что возле шатра и почти по всему лагерю разожгли костры, а внутри у входа заполыхали два факела, согревая воздух.

Я расстелил на столе большую карту, военачальники почтительно ждут, стоя вдоль стен.

Я ткнул пальцем в отмеченный мной квадратик.

— Зондерсгаузен, столица Ирама. Нам придется чуть скорректировать свой путь, чтобы пройти ближе. Заходить не обязательно, да и вряд ли пустят, а нам не до осад по дороге.

Герцог Мидль поинтересовался:

— Тогда какова цель изменения маршрута?

— Король будет сговорчивее, — ответил я. — Нам не помешает пополнить запасы. Да и дань можно взять.

Альбрехт обронил:

— Но мы же хотим выглядеть освободителями?

— Ну да, — ответил я, — но почему не взять плату за освобождение! Счет дружбе не помеха, дорогой граф. Кто не воюет сам, тот платит тем, кто его защищает.

— Ах да, мы же защитники.

— Еще какие, — сказал я строго.

Он покосился на молчаливых военачальников, те слушали внимательно, но пока не раскрывают рты, речь о какой-то политике и взаимоотношениях, лучше уж подождут, когда начнем рассматривать положение войск при разных вариантах столкновения с большими массами противника.

— Ваше высочество, — сказал он задумчиво, — мы прошли достаточно далеко, но до сих пор у нас не было серьезных сражений.

— Вам хочется показать себя в бою? — спросил я.

Он фыркнул.

— Просто мне это кажется странным.

— А мне вот ничуть, — ответил я бодро.

— Почему?

Я кивнул на карту.

— А посмотрите… просто прикиньте, как бы шли вы, граф. Во-первых, по самым богатым и плодородным землям, как же иначе! Второе — от богатого города к другому богатому. То есть зигзугами. Именно в таких местах нас и ждет настоящее сопротивление. А топающие в сторону юга армии противника там остановились и аж ножками сучат в нетерпении. Уже наготове, изождались. Не очень мощные, правда, но все равно пришлось бы ломать их с немалыми потерями для нашего состава.