Меня рвало желчью и чем-то еще, от чего тошнило еще больше, и я выворачивалась наизнанку снова и снова. Я думала, что голова вот-вот лопнет, но давление, достигнув высочайшей точки, начало стремительно падать.

Это вовсе не было проявлением слабости или признаком сломанности, мол, сильный должен был все выдерживать и не раскисать ни при каких обстоятельствах, но ведь все имело свою обратную сторону.

Когда идешь против течения – не важно, с какой силой, не важно, с какой страстью, – ты получаешь именно ее: обратную сторону или же проще говоря отдачу.

Я вовсе не жаловалась и не ныла, но Кохан… Встреча с ним… Поцелуй с ним… Нахлынувшие воспоминания об изнасиловании, а до этого Егор, а еще до этого происшествие на кольцевой, ранение Гриши, цветы и кукла, разлука с ребенком… Все это потянуло из меня очень много сил, и тело, в отличие от мозга подверженное всем законам физики, не могло не отреагировать на напряжение, которым я его пытала, причем далеко не в первый раз, и уж точно не в последний.

– Чего стала? – раздался натянутый, как струна голос Гриши. – Воды принеси!

Я слепо шарила рукой, чтобы смыть унитаз, но Гриша сделал все за меня и, смочив полотенце, начал промокать мое лицо, шею, грудь и руки. Последние дрожали и, устроившись вместе со мной на полу, Гриша поил меня, как когда-то в больнице.

– Ну, что, первый номер? Ты довольна? – сердито спросил он.

Я ничего не ответила, обессилено устроившись у него на коленях. По коже бежали мурашки, и Гриша, отложив полотенце в сторону, водил ладонями по моим предплечьям, разгоняя их.

– Признайся: ты симулировала, чтобы я не вернулся в казино или чтобы тебя не убил?

– Ну, ты и дурак… – слабо выдавила я, поражаясь его мужской логике.

– Знаю, что дурак! – ответил Гриша по-прежнему сердито. – Был бы умным этого бы всего не было! Вообще ничего не было бы!

– Где-то я это уже слышала, – не удержалась я от колкости.

– Честное слово, Кира… – завелся Гриша, с удвоенным усилием поглаживая меня. – Угодить тебе невозможно!

– Прости, – искренно сказала я, дотянувшись до его шершавой руки.

Я и правда уже перегибала со всеми этими намеками, что, мол, он и мужиком то не был. Был, конечно, причем не таким, как все, и оценивать его по общепринятым критериям было бы не правильно.

– Я хотела, как лучше, – добавила я, переплетая с ним пальцы. – Хотела… Хочу, чтобы мы были свободны.

Я мучительно закрыла глаза, прокручивая в голове события вечера и все то, что они принесли.

С не присущей мне скромностью признаюсь, что свой план я с блеском воплотила в жизнь: я нарушила чей-то скрупулезный план, задала нужный толчок и теперь через два дня с моей подачи нас ждала бойня.

Так или иначе она была неизбежна, но может мне удалось достаточно раздразнить Кохана, чтобы он сам устранил нашего с ним третьего лишнего, упростив мне этим жизнь.

Понемногу мне становилось лучше, но двигаться совсем не хотелось, как и покидать туалет. Более романтичного места для нас с Гришей просто невозможно было придумать, тем более с учетом всего того, что происходило вокруг нас.

– Откуда он знает? – нарушила я молчание. – Про изнасилование, про Валета…

Произнести это вслух оказалось болезненнее, чем просто думать об этом. Намного. Меня будто снова затягивало в те события, в тот кошмар, и я знала, что намеки Кохана не остались незамеченными Гришей, что подтвердил его запах, мгновенно окрасившийся яростью.

– Не думай об этом, – ответил он, поглаживая меня.

А мне и не хотелось думать, но приходилось. Толчок то я задала и имя третьего, предпочитавшего оставаться в тени, по-прежнему не имело значения, но… Не знаю… Что-то меня беспокоило.

Я думала, что Кохан прислал мне куклу и оставил на кладбище карту пиковой дамы, но он даже не спросил, пришлись ли мне по вкусу его подарки, что было бы очень даже в его стиле.

Я уловила некоторую агрессию с его стороны в адрес Гриши, но ничего и близко похожего на то, что говорила мне Роза, что, мол, волкодав для него был номером один в дэдлисте, что вообще было спорным моментом после того, что я узнала из Алешиного послания.

С другой стороны Гриша был в шлеме и Кохан мог не знать, что это был он. Хотя… Нет… Он не мог не знать.

Может, Кохан и не сам вышел на Гришу, а его навели, чтобы уже он мог выйти на меня, но Кохан сто процентов был в ту ночь неподалеку от коттеджа: наблюдал, как ко мне подбирался волк, видел, как пришел Гриша. Он знал его запах, просто его интересовала только я и Никита, Гришей же наравне с Никитой интересовался его тайный приятель, который… Черт! Который знал про изнасилование!

Почти всех участников тех событий уже не было в живых, включая Валета, но тем не менее Кохан о них знал. Значит, кто-то был жив, и этот кто-то, очевидно, затаил на меня обиду.

Он же как-то узнал про Кохана и вышел на него. Он также знал и про Ибрагимова и про то, что тот вел свою игру. Он же знал и про мэра, имевшего зуб на старого волка. Он удачно свел их вместе, снабдил нужной информацией, но сам пока оставался в тени.

Возможно, он предполагал, что Кохан в итоге убьет мэра, что так и вышло. Возможно, он даже предполагал, что Гриша убьет Кохана, но при этом рассчитывал, что последний успеет меня достаточно расшатать, чтобы он мог сам, наконец, показаться и нанести свой – последний удар.

Но кто? Кем он был? Кем был тот, кто знал, что меня изнасиловали, и который обладал достаточными ресурсами для оплаты услуг наемников, которые пока тоже не особо предпочитали светиться, кроме как тогда на кольцевой, когда по моему предположению хотели забрать Гришу? Кстати, Кохан ни словом не упомянул и это событие.

– Что с девушкой? – тихо спросила я. Размышления в мгновение ока прострелили виски, и я решила поставить их на паузу. – Она…

– Жива. Ребята отвезли ее в больницу. Они вовремя ее нашли. Ей не сильно досталось.

– В отличие от меня? – не удержалась я от горечи.

Гриша тяжело выдохнул, окутав меня сигаретным дыханием.

– Кира… – Его голос виновато надломился, и он потерся носом об мою щеку.

А я ведь и забыла, что в ту ночь он присутствовал при всем том, что со мной делали!

Я всегда воспринимала Гришу, как того, кто в меня стрелял, но он ведь не только стрелял: в ту ночь он был там и все видел, включая убийство моего брата, и не обернись я в тот момент на дороге, что по его утверждению стало для него поворотным моментом, то он бы выстрелил мне в спину, и выстрел тот был бы смертельным для меня.

По мне пробежала дрожь нахлынувших с новой силой воспоминаний, смешанных с болью, злостью и отвращением. Я выпустила Гришины пальцы и попыталась отстраниться, но он лишь крепче прижал меня к себе.

– Знаешь, чего я никогда не делал? – спросил он. Его голос прозвучал хрипло, от чего показался мне чужим. – Я никогда не просил прощения. Никогда и ни у кого.