Я замерла в его стальных объятиях и прикусила губу, опасаясь, что расплачусь, а ведь я обещала себе больше не показывать страдания никому, но тело меня всегда предавало и мой запах был содержательнее любых слез и криков.

– Прости меня, Кира, – сказал Гриша, жестоко вогнав в меня своим запахом острый нож. – Прости меня за то, что в ту ночь я не вмешался. Я мог не допустить, чтобы над тобой надругались, но я этого не сделал. Я мог убить Ангелова еще тогда, но вместо этого я выстрелил в тебя. Я мог спасти тебя, забрав из больницы раньше него, но я не сделал и этого. Я вообще ничего хорошего для тебя не сделал. Ты все сделала сама: сама отомстила, сама справилась со всеми сложностями во время беременности, сама справлялась потом и сама справляешься сейчас. Прости меня и за это. – Он жадно вдохнул и продолжил: – Ты была права: у меня были возможности все это предотвратить, но я просрал их, как тогда, так и сейчас. Я мог не дать тебе уехать, мог не торчать за углами, наблюдая за тобой, как одержимый, а сразу прийти к тебе, упасть на колени, просить прощения, просить быть со мной. И той ночью в коттедже я мог дождаться, пока ты проснешься, принять решение вместе с тобой, а не за тебя, но я поспешил, и вот что из этого вышло. И за это ты меня тоже прости. Если можешь…

От его слов и запаха по моему телу прошел сильный спазм, будто нож, который они в меня вогнали, провернулся дюжину раз, и я не сдержала слез.

– Гриша… – мучительно всхлипнула я. Как же больно было в груди! – Ты режешь меня живьем…

Он напомнил мне о том, что я его еще не простила до конца за то, что он разлучил меня с сыном, а также о том, за что я могла и, наверное, должна была ненавидеть его, но… Но, но, но, но…

Гриша развернул меня к себе и зацеловал влажное от слез лицо.

– Я не был опорой тебе, не был твоей стеной, но буду теперь! – зашептал он. – Буду, даже если ты этого не захочешь! Ты больше не сбежишь от меня, Кира! Поняла? – Он впился в меня взглядом, сражая наповал сверкающим космосом. – Ты меня поняла? Я люблю тебя, и сына любить буду! От всего вас закрою собой и от всех! Мы будем вместе! Всегда! Слышишь?! Больше вы от меня никуда не денетесь!

Еще до моего побега в своем лофте Гриша ставил мне условия, точнее он ставил меня перед выбором: свобода с ним или лживая роскошь с Борисом. Теперь же в погоне за моим прощением он просто ставил меня перед фактом: жизнь с ним. И он не шутил. Даже близко. Такая вот убойная логика была у волкодава.

Два дня пролетели незаметно. Вечер последнего был пасмурным, и в воздухе витала сырость надвигавшейся грозы, уже сверкавшей в небе на юго-востоке.

Порывистый ветер трепал мои волосы и одежду, будто в стремлении унести меня прочь, и гул поездов, не покидавший меня ни на секунду, как и когда-то навевал мысли о том пути, по которому они следовали, и о том, куда он должен был их привести.

Волки не хуже нас раструсили город, раскрасив его трупами, и новости без конца трубили про бандитский произвол, который в свою очередь привел к борьбе за столь внезапно освободившееся место мэра, тело которого в ту же ночь было обнаружено в казино.

Мотоциклисты предусмотрительно уничтожили всю видеозаписывающую систему в нем, и кроме сбивчивых показаний свидетелей, чего только не понапридумывавших с перепуга, у ментов ничего не было, и они благоразумно не совались дальше своих грязных участков, дожидаясь окончания бури, которая еще только начиналась.

Миша был разочарован, что мэр не достался ему, но возлагал большие надежды на то, что именно ему достанется Кохан, виновник смерти его брата и инвалидности отца, и я не стала возражать против его присутствия. Бойцы мне были нужны, тем более если они были волками.

Полностью отдавшись гулу поездов, я закрыла глаза, думая о завтрашнем дне.

Я нисколько не сомневалась в том, что ни Кохан, ни его приятель не объявятся раньше. Оба слишком глубоко ушли в свои фантазии, чтобы нарушить их и не соблюсти определенные ритуалы, так что в течении двух дней я по возрастающей ощущала их приближение и сопутствующее этому волнение.

Много думая о том, кто мог быть тем загадочным третьим лицом, и что конкретно меня в его личности беспокоило, я так и не пришла… Да вообще ни к какому мнению! Список то был пуст, то был мал, то становился слишком длинным и оттого абсурдно косвенным.

Кохан сделал несколько акцентов, один из которых выделялся особенно: Валет.

Омерзительный волк, изнасиловавший меня один раз и намеревавшийся изнасиловать второй раз, заручившись при этом поддержкой своего дружка Гнусавого и молодой волчицы, которую так любил отжимать Борис, имени которой я не помнила, но которая могла знать, что со мной сделал Борис до того, как забрал к себе домой.

Валет и Гнусавый были убиты при мне, но вот что стало с волчицей никто не знал. Ребята Гриши по его утверждению там не участвовали, покинув ту халупу сразу после меня и Бориса, и с ней разбирались волки.

Последние были мертвы и рассказать о том, что стало с волчицей, уже не могли, но в принципе она могла выжить. Некоторые сучки обладали поразительной способностью выживать. Как я, например. И уж у нее точно были причины ненавидеть меня и желать отомстить, используя для этого моего ребенка и Гришу, и помогать ей мог тот волк, которого я убила в усадьбе, хотя бы потому, что он явно был из тех, кто считал полукровок мусором.

Старый волк был мертв и вроде как без его поддержки она мало, что могла, но с другой стороны, если услуги наемников уже были оплачены, то поддержка у нее была.

Еще я думала про Артура. Из-за меня ему тоже хорошо досталось. Утром я проверила, работал ли все еще его магазин. Оказалось, что работал. Он имел связи и имел деньги. В тот день, когда я приезжала к нему, он мог видеть, что на улице меня ждал Гриша, а после убийства Бориса, всех зачисток банды волкодава и моего исчезновения Артур вполне мог связать Гришу со мной.

Было и так понятно, что волкодав гоняя туда-сюда не был внимательным и даже такой придурок, как Артур мог сесть ему на хвост, но вот как он узнал про изнасилование…

Даже если он ткнул пальцем в небо, мол, что еще можно было сделать с женщиной, кроме как изнасиловать, но про Валета угадать было… Да, наверное, тоже реально, ведь он слыл, как первый помощник Бориса среди волков. Но опять-таки: что это мне давало? Ничего.

Хоть Артур, хоть волчья шлюха – они прятались за Коханом и наемниками, так что цели в принципе были определены, а имена на надгробьях выбьют уже те, кто будут их хоронить, если их тела вообще найдут и смогут опознать.

Гул поездов потеснил шум вертолета, плавно садившегося напротив дома. Гриша и правда умел им управлять и, ловко, спрыгнув на землю, предоставил своим ребятам выгружать черные ящики, которые были в кабине.

Я поправила волосы и вернулась в спальню. Через две минуты в нее зашел Гриша. От него традиционно пахло сигаретами и серебром, а еще летним ветром с оттенком грозы, которую он будто принес с собой.

– Зачем ты так рисковал? – спросила я. Гриша не предупредил меня, что собирался взять вертолет, и я заметила это, когда он уже взлетал.