— Но образ жизни, который он ведет, столь широк, что ему вечно не хватает денег… — произнес голос, явно принадлежащий американцу.

На звук этого голоса Вашингтон обернулся, будто ужаленный пчелой.

— Я знаю, что вы не любите Арнольда, Гамильтон, что вы ставите ему в вину его брак с мисс Шиппен, чья семья — одна из самых влиятельных семей тори , но делать из этого обстоятельства вывод о том, что он способен предать, — неблагородно. Должен ли я напомнить вам, что он мой друг и что я ему верю?

Голос генерала чуть дрожал от гнева, но лицо его, лицо человека, превосходно владеющего собой, оставалось невозмутимым. Гамильтон выслушал эту отповедь не моргнув глазом:

— Прошу вас принять мои извинения, господин генерал. Однако я продолжаю настаивать на том, что Уэст-Пойнт — не самое идеальное место для хранения французского золота. А ведь лишись этих денег, мы будем не в состоянии продолжать войну! Ваша дружба уже однажды выручила генерала Арнольда на том военном совете, где он отчитывался в финансовых делах своих войск после экспедиции в Квебек. Не искушаете ли вы дьявола?

— Довольно, полковник Гамильтон, — прервал его Вашингтон. — Мы больше не будем обсуждать этот вопрос. Идемте же, господа! Вы отлично выполнили ваше первое поручение, теперь поговорим о деле, которое я намереваюсь вам доверить.

Повернувшись на каблуках, Вашингтон большими шагами направился к своей штаб-квартире. Жиль последовал за ним, немного удивляясь тому, что молодой офицер осмеливается столь открыто критиковать решение своего командира.

Шедший рядом Тим засмеялся.

— У нас каждый может высказывать свое мнение, даже и на самые серьезные темы. Это вот мы и называем демократией…

— Демократия! — повторил вслед за Тимом Жиль, словно пробуя на вкус новое звучание, которое это древнее слово приобрело в устах его друга. — Разве мы возвратились на две тысячи лет назад и вы — новые афиняне?

— Не знаю, новые ли мы эти… как их, ну те, которых ты назвал, но одну вещь я знаю точно: довольно нам быть лакеями короля Британии.

Мы просто-напросто хотим быть самими собой!

Мы достаточно уже взрослые для этого! Теперь пошли, посмотрим, чего хочет от нас Великий Белый Вождь…

Часом позже Тим и Жиль с Играком, сидевшим позади Жиля на крупе его коня, уже покидали лагерь в Пикскилле. Коней друзья получили в дар от генерала. Вслед им раздавались возгласы всех «Молли Питчер», собравшихся на берегу, чтобы проститься с ними. Взгляд Жиля на миг задержался на высокой белокурой девушке, стоявшей рядом с Джинет Маллигэн, которая при этом послала ему кончиками пальцев воздушный поцелуй. Конечно, это была Бетти, и Жиль был счастлив видеть, как блестят ее голубые глаза и как красиво отсвечивает солнце на ее волосах. Исполненный благодарности к ней и ее нежному телу, подарившему такое огромное наслаждение. Жиль ответил ей таким же поцелуем.

— Мы еще увидимся, Бетти, — крикнул он.

Девушка громко рассмеялась, показав крепкие белоснежные зубы, и легкий ветер, прилетевший с юга, донес ее слова:

— Увидимся… если Бог и Красные Мундиры захотят, красавчик… но ты только кликни, и я буду с тобой, сколько ты захочешь!..

— Вернее было бы сказать: «если позволят сенека», — проворчал Тим, чья физиономия значительно поубавила веселости, с тех пор как они получили приказ генерала. — Ежели мы вернемся целыми и невредимыми из чертовой переделки, то это можно будет приписать одному лишь чуду. Хорошо, если мы только скальпов лишимся.

Приятное воспоминание о прошедшей ночи привело Жиля в такое веселое расположение духа, что мрачные пророчества друга не могли испортить его.

— Если бы я не слышал твой храп всю ночь, то подумал бы, что ты плохо спал, дружище!

Или же ты ничего не понял из того, что сказал Вашингтон. Мы — посланцы Мира. Мы едем вернуть Сагоевате брата, которого он, может быть, считает погибшим и которого Великий Белый Вождь великодушно возвращает ему, несмотря на то что мальчик — его пленник. Ведь это жест дружбы, не так ли? Мы некоторым образом помогаем инсургентам протянуть руку дружбы их свободным краснокожим братьям.

Так с какой стати Сагоевата станет портить наши прически!

— Честное слово, он сам верит своим словам! — взорвался Тим. — Ты говоришь, как книга, считающая, что она — Библия! Посланцы Мира! Да ничего подобного! Мы должны разжечь пожар войны! Ты, верно, забыл о второй части нашего поручения: тайно дать понять вождю клана Волков, что его брат, сын Гитчи-Маниту, бога грома, вождь ирокезов Корнплэнтер — Сажающий Маис — на самом деле подлый предатель, мечтающий лишь о том, как бы разорвать союз Шести племен, чтобы захватить его имущество и сверх того завладеть его женой… Ежели Сагоевата и оставит нам наши прически, то уж Корнплэнтер-то нас не пощадит, ведь ему очень быстро все станет известно. У него шпионы повсюду… это такой зверь, что по сравнению с ним ягуар покажется милым котеночком.

— Тогда почему ты согласился? Если ты можешь позволить себе обсуждать приказы начальника, то нужно было отказаться.

Тим надулся и так побагровел, что Жиль подумал, что у его друга из ноздрей сейчас появится пламя.

— Потому что я болван! А еще потому, что мысль о том, чтобы поссорить между собой Шесть племен, которые так стараются для англичан, была мне по вкусу. Но этому радуется только мой разум! А мое тело, оно очень хотело бы сохранить себя в целости и послужить мисс Марте Карпентер в тот день, когда она наконец позволит мне отвести ее к пастору.

Жиль засмеялся.

— Ну, раз отступать уже поздно, то лучше всего будет поторопиться. В таком деле, как наше, нет ничего хуже нерешительности. Вперед!

Пришпорив коня, он пустил его галопом по довольно гладкой дороге, идущей вдоль реки.

Друзья должны были переплыть ее на пароме в Стони-Пойнт, затем углубиться в долину Кэтскилл на северо-запад, с тем чтобы добраться до нового лагеря вождя сенека на берегах Саскуэханны. Играк должен был указать им точное место.

— С тех пор как он вышел на тропу войны, Сагоевата должен был уйти со своих угодий у озера Кайюга, опустошенных инсургентами, — сказал им Играк. — Ему нужно найти новые земли, чтобы посеять там маис.

Расстояние, которое преодолел юный охотник за скальпами в поисках славы — более ста лье, — приводило Жиля в изумление: для ребенка такого возраста это был своего рода подвиг. Тима же это вовсе не удивляло.

— Испытания при посвящении в воины у ирокезов очень трудные, — объяснил он Жилю. — Расстояние не играет никакой роли для них, и время тоже, если речь идет о славе. Играк — сын вождя, брат вождя, и он надеется в один прекрасный день стать одним из тех славных воинов, рассказы о подвигах которых передаются из поколения в поколение.

— Я не удивлюсь, если так оно и случится…

Мальчик и вправду был горд, благороден и смел. Живя бок о бок с ним, Тим и Жиль смогли оценить Играка по достоинству. Сдержанный и немногословный, Играк казался старше своих лет; во время путешествия он часто отдалялся от них, но не для бегства, а для того, чтобы уединиться на краю какого-нибудь болота или в пещере, где он мог оставаться часами, словно прислушиваясь к окружающей его бескрайней природе. Иногда он подбирал с земли камешек либо перо, выпавшее из крыла птицы, или срывал привлекшее его внимание растение и тщательно укладывал найденное в маленький мешочек из кожи, который всегда носил на шее.