Магог заурчал и распахнул длинное серое пальто.

“Не надо, – мысленно попросил Агафонкин. – Я сделаю, что нужно”.

Магог остановился. Вопросительно взглянул на Гога.

– Думайте громче, – посоветовал Гог. – А то за криками плохо слышно. А вы, милейший, повремените, полно вам зверствовать, – обратился он к товарищу, высившемуся над Катей в другой реальности. – Алексей Дмитриевич предлагают нам свою помощь. Так ведь, Алексей Дмитриевич?

“Так и есть. Сделаю, что нужно”, – подумал Агафонкин.

– Вот и славно, – решил Гог. – А то я, признаться, эксцессов этих не одобряю. Вы, надеюсь, понимаете, бриллиантовый наш, – доверительно спросил Гог, – что это была репетиция? Дать вам, так сказать, представление о предстоящем? Что – когда дело дойдет до дела – нашего друга, – он кивнул в сторону Магога, – нашего дорогого друга так легко не остановишь? Он, признаюсь вам, дорогуша, горит желанием нанести визит очаровательной Катерине Аркадиевне. Свести, так сказать, близкое знакомство. Compranez vous? Firschtein? Capiche?

Агафонкин понимал. Он думал, что сделает с Магогом, когда представится возможность. Думал как можно громче.

– Ах, молодость, молодость, – посетовал Гог. Он хлопнул в ладоши, и полотно московской жизни пропало. Зато рядом с Гогом, в квадрате, снова оказался живой, растерянно улыбающийся Агафонкин.

– Вы, любезнейший, – Гог потер ладони, – наломали дров – нужно исправлять. Вы, судя по всему, не понимаете значения юлы, не так ли? – Гог не дал Агафонкину времени обдумать ответ и продолжил: – Юла – это веретено времени. Она регулирует Линии Событий. И позволяет их менять. Юла крутится и создает пряжу судеб. Кто владеет юлой, владеет способностью менять судьбы людей. Менять мир. Важнейший Объект Выемки. Важнейший предмет во Вселенной.

Он вздохнул.

– А вы ее потеряли. – Помолчал, дал фразе повисеть в воздухе и налиться смыслом, тяжестью, словно заполнил форму литьем, затем добавил: – Уж постарайтесь, дружок, отыскать юлу. Приложите усилия.

Гог улыбнулся и протянул, словно в мольбе, руки в сторону висящего в пустоте агафонкинского контура. Его ладони засветились, и Агафонкин подивился, что ладони Гога были гладкие, словно у пластмассовой куклы. И тут же на протянутых к нему, будто в мольбе, ладонях проступили чуть заметные трещинки-линии. Они становились все глубже, все отчетливей, пересекаясь друг с другом под прямым углом, образуя сеть квадратных ячеек.

Сеть отделилась от ладоней Гога и повисла в воздухе. Закрутилась одинарным винтом – разделенная надвое спираль ДНК – и окутала контур Агафонкина чем-то жестким, будто чешуйчатая кольчуга. Спираль подхватила тень Агафонкина и повлекла ее к живому Агафонкину, озирающемуся в квадрате пространства внутри темноты. Обхватила обоих и закрутила, притягивая тень и человека друг к другу – ближе, ближе, ближе. Дальше – мокрый шлепок, словно ударили деревянным молотком по куску мяса.

Все исчезло, пропало.

Холодная аллея Михайловского сада была пуста. Агафонкин озирался, выискивая прохожих – потенциальных Носителей. Тщетно: рядом были лишь Гог и Магог.

Небо потемнело – ранние ноябрьские балтийские сумерки. А может, и что другое. Магог, стоявший справа и чуть поодаль от Агафонкина, достал из кармана пальто голого плачущего младенца и откусил ему голову. Но есть не стал. Подержал во рту и выплюнул в занесенные снегом голые кусты. Затем сунул маленькое безголовое тельце обратно в карман.

Было тихо в пустой аллее.

– Это, дорогуша, он не со зла, а так – для острастки, – заверил Гог Агафонкина. – Чтоб не забывали, с кем имеете дело. Потому как если забудете, то мы ведь и напомним. Поможем вам, милейший, заглянуть в лицо абсолютного зла.

Агафонкин старался на них не смотреть. Он ждал, когда сможет выбраться из этого События, чтобы обдумать случившееся и выстроить защиту от этих двоих. Агафонкин знал, что шутки кончились.

– Ах, какой вы, право, необщительный, – вздохнул Гог. – Ну да ладно: насильно мил не будешь. Жаль, конечно: я, признаться, надеялся на взаимную симпатию. А вы, милый Магог, – обратился он к своему другу, – вы надеялись на взаимную симпатию с Алексеем Дмитриевичем?

Магог серьезно, не торопясь, обдумал вопрос и отрицательно покачал головой.

– Что ж, – расстроенно сказал Гог, – видно, я здесь один такой душевный.

Он повернулся к Агафонкину и засветился оранжевым сиянием. Его лицо перестало двигаться, застыло и стало строгой маской. Сквозь цилиндр из головы Гога проросла колючая ветка с длинными шипами. От нее тут же отпочковалась еще одна ветка, затем еще, и вскоре на голове Гога выросло небольшое, похожее на японское декоративное, деревце с колючками. Гог потрогал его шершавый ствол короткими мягкими пальцами.

– Вот, – покачал он головой. – Omnia mea mecum porto. Все свое ношу с собой. Только зачем?

Он вздохнул и с надеждой посмотрел на Агафонкина, будто ожидая от того ответа. Агафонкин молчал.

– Ладно, может быть, потом пригодится, – оптимистично заметил Гог. – Итак, Алексей Дмитриевич, – обратился он к Агафонкину, – сегодня вам была продемонстрирована – и, надеюсь, убедительно – разница между посюсторонним и потусторонним. Так вот: не принесете юлу – превратим вас, милейший, в тень и отправим обратно по принадлежности – в Мир теней. Насколько? Навсегда. Что вас там ожидает? Ничто. Вечное ничто. Тьма внешняя и скрежет зубовный. Только без скрежета.

– Все там будем, – философски заметил Магог. Он достал из внутреннего кармана пальто небольшую лейку с водой и полил деревце на голове Гога. Затем отпил из носика и спрятал лейку обратно.

– Спасибо, друг, – прочувствованно поблагодарил Гог. – Вот, дорогуша, истинная забота о ближнем, – кивнул он Агафонкину. – Вас же я не прошу ни о чем личном – просто найдите и принесите юлу. И поактивнее – не как в прошлый раз. А мы на всякий случай – вдруг помощь нужна? – тоже навестим Первопрестольную, а то давно не были, так ведь, милый Магог? В музеи сходим, в театры. – Он заговорщически подмигнул Агафонкину: – Вот Магог, например, ба-а-а-льшой ценитель оперетты. Любит, знаете ли, дежурить у актерских проходных.

Магог осклабился и кивнул в подтверждение своей любви к театру.

– Где мне ее искать? – спросил Агафонкин. – Я уже несколько раз пытался пройти Тропу, на которой ее потерял, и все время одно и то же – просыпаюсь дома, в Квартире, без юлы. Пропала, и все. Я после этого ее и не видел. Что мне – еще раз там же искать?

– Нет, – согласился Гог, – там, где вы юлу не видели, искать не стоит. Искать, друг мой, стоит там, где вы ее видели.

– Да я ее нигде после не видел, – начал Агафонкин и замолчал. Замолчал, потому что вспомнил: видел. Видел.

Агафонкин вспомнил, где видел юлу.

ТЕТРАДЬ ОЛОНИЦЫНА