вспомнил недавний бой на Одере, где был почти убит конунг Вишена Стреблянин, а в головах у воевод уже пронеслись эти мысли и обстоятельства, и теперь гудел вопрос о том, как же лучше поступить. Даже князь, обычно показывающий своё бесстрашие по поводу и без повода, не мог как совсем недавно сказать что он не боится сражения. Никто не решался предложить что-то лучшее чем ждать пока будет открыть проход и они смогут начать двигаться за засеку.

— Здесь всё гораздо хуже, чем было в деле на Одере, — ответил князю после долгого молчания Мечек, — там враг выходил по узкой тропе, не ожидая боя, не зная нашей численности, а мы нападали на него со всех сторон, а здесь всё наоборот.

— Здесь они могут нас окружить, поняв нашу немногочисленность и нападать в узком месте с разных сторон, — поддержал его Семик, — особенно туго будет, когда часть наших пройдёт завал, а часть ещё останется здесь.

— Зато мы сможем использовать потом завал как кромн против аваров, — сказал Ломонос, — держать оборону.

— Ты про их луки не забывай! — воскликнул князь, — они на реке их тогда толком в дело не пустили, а тут перебьют нас как на охоте, встань только перед ними неподвижно, хоть открыто, хоть за деревьями!

— Да скоро рассвет и мы будем хорошими целями для их стрел, — согласился Мечек, — этот кромн из засеки не на холме, это не сплошной частокол, и против таких стрелков его будет удерживать тяжело.

— Лучше попробовать им сдаться, — предложил Тихомир, едва сидящий в седле от усталости, — нам не уйти.

— Мы пойдём на них, — тихо сказал вдруг Вольга, — быстрые птицы не видят в темноте, волки в воде не чуют добычу, а осы не жалят несущего их соты.

— Что? — переспросили все нестройным нечаянным хором, — что?

— Мы нападём на них и дадим всем уйти далеко, — ответил Вольга, поворачивая коня, понимая что его никто отговаривать не будет, — скажу своим, чтобы приготовились и принесу богу Неба и нашему подземному Коршугу дары: еду, питьё и подарки зароем под прославляющие слова и мольбу о помощи, и надо очень торопиться!

— Я попрошу Ярилу за вас, — сказал князь ему уже в спину, — нападите на них и покажите свою булгарскую удаль!

— Думаю, заговор от зла тут им пригодится, — сказал бурундеин Мечек и продолжил уже шёпотом, — вирява камать расема, расцема пурята учиха, якутии мами…

— Вроде это стреблянский заговор… — сказал Ломонос, но его слова уже никто не слышал потому что дружины воинства Стовова Багрянородца пришли в движение.

В начавшемся просветлении близкого рассвета, проявившему небо и потускневшие вдруг звёзды между крон деревьев, начал образовываться туман. Это испарения ещё холодной лесной моравской земли, встретившись с тёплыми потоками воздуха со стороны Средиземноморья, превращались в малюсенькие капельки воды, такие крошечные, что они не падали вниз под действием своего веса, а висели в весеннем воздухе, увлажняя всё что попадалось вокруг: почки, цветы, траву, листья, кору, оружие, кожу, волосы, одежду. Роса начала наполнять всё вокруг так быстро, словно шёл невидимый и бесшумный дождь. Запели первые птицы, разбуженные не стуком топоров и восклицаниями людей, а ощущением надвигающегося всеобщего блага явления нового солнечного диска. Факелы были уже не нужны и их погасили, просто бросив на сырую траву.

— Нас убьют этим утром? — спросила сестру Ориса, дрожа от холода и сырости, и наблюдая происходящие вокруг приготовления: полтески одевались к бою, лошадей с поклажей сводили к наметившемуся проходу, все вставали с земли, садились на коней, съезжались в одно место, туда-же сносили носилки с ранеными, — наверное мы заслужили это своими поступками?

— Что ты, нет, — обнимая нежно девочку ответила Ясельда, придвигаясь к ней по турьей шкуре, разложенной прямо у ног незаседланных лошадей, — теперь, после воскрешения Вишены, с нами ничего не может случиться плохого, теперь всё должно происходить к лучшему.

— Полтески готовятся напасть на аваров, чтобы дать нам всем время уйти, — сказал стоящий рядом с ними Рагдай, — это их подвиг во славу бога Коршуга и Тенгри.

— В этой стране мы не сможем уцелеть, это одна большая ловушка, я чувствую… — сказала, дрожа всем телом, девочка, — бог нам отомстит за смерть Петра.

— Он сам себя убил, — хмуро заметил Рагдай.

— Он передал свою жизнь Вишене, — ответила Ясельда, поднимая бледное лицо с огромными изумрудными в сумраке глазами, — и огонь его благодати осыпал меня святыми искрами, увиденными простыми людьми, и эта святость нас спасёт!

— Это всё бессмысленно, — ответил Рагдай, но закончить свою мысль не успел потому, что вернулся Оря с разведчиками.

Он вышел из тумана прямо к ним. У стреблян был такой усталый вид, что казалось что они сейчас просто повалятся на землю замертво. Только Оря был ещё бодр, хотя опущенные, словно под большим грузом, плечи и полуоткрытый рот как у долго бежавшей собаки, говорили о том, что и он на пределе своих сил.

— Они совсем рядом, они готовятся напасть, — сказал стреблянский вождь, проходя мимо них в ту сторону, где всё ещё стучали топоры, — приготовьте своё оружие!

— Вон они! — сказал Ладри, показывая куда-то в заросли, — там полтески пошли навстречу аварам!

— Ничего не вижу, — ответил на это Креп, щурясь что было сил и тщетно пытаясь рассмотреть хоть что-то среди тумана, — ну и зрение у мальчишки!

— Это уже не важно, — отозвался Рагдай, — они знают, что делают.

Тем временем полтески двигались, делая зарубки на деревьях около волчьих ям и отмечая путь к будущим воротам в засеке. Из тридцати пяти отборных молодых воинов, отправившихся под началом воеводы Хетрока в поход князя Стовова Багрянородца за запад от места сбора рати в земле голяди и мокши, от рек Нерль, Москва, Протва и Ока, сейчас осталось только двадцать пять. Четверо воинов вместе с Хетроком ещё от Зелова-на-Одере ушли в сопровождении проводника Крозеком через Дунай к долине реки Марица около Адрианополя, чтобы попробовать найти пещеру, где авары прятали золото последних небесных владык Китая из династии Суй. Двое полтесков погибли, истекли кровью после сражения на Одере несколько дней назад. Ещё трое были сейчас не в состоянии сражаться. Их лёгкие на первый взгляд ранения, полученные в битве, невзирая на все старания и ухищрения книжника Рагдая, превратились в очень тяжёлые и опасные раны. У одного полтеска, по имени Шарап, нога в колене около ушиба от острия аварского копья, под кожаной поножью, распухла и почернела. Коленные сустав совсем не гнулись, а наступать на ногу было невозможно от непереносимой боли. Похоже было, что кусочки кости попали внутрь сустава. От боли