мужественный степняк всё равно сразу терял сознание, поэтому он мог теперь только лежать на носилках. Шарап обливался потом, был бледен как мел, его бил озноб, и только твёрдый взгляд всё ещё выдавал в нём бойца. Бекета — другой полтеск, не мог двигаться из-за боли в спине вдруг настигшей его прямо в седле. Он спал во время движения, как делали все его товарищи-степняки по своей булгарской привычке, но боль разбудила его, обездвижила, и он и упал с коня всего во второй раз в жизни — первый раз это произошло, когда он скакал на весеннем празднике выбора невест, и его девушка неожиданно ударила несколько раз плетью по лицу ещё до сигнала о начале разрешённой традиционной борьбы. Третий полтеск, по прозвищу Чур, имел на теле множество синяков, ссадин и порезов, но ни одной серьёзной видимой раны. Вдруг вчера он стал так плохо видеть, что не мог узнать лица стоящего перед ним человека. Несколько страшных ударов саблями и пальцами по голове, пусть и защищённой шлемом, полученных во время первого нападения на аваров на тропе, скорее всего были тому виной.

Остальные двадцать пять воинов идущих в бой сейчас вместе с Вольгой, хотя и не вполне оправились от повреждений недавней битвы, однако они были отдохнувшим и уверенными в своих силах. Жертва, принесённая Вольгой только что богу воинов Коршугу, была благосклонно принятая, что было ясно из того, что над местом, где для него было зарыто угощение, тут же села сова — мудрая и безжалостная птица — одно из обличий бога Коршуга.

Отряд полтесков двигался молча: в чёрных одеждах, в матово блестящих в утреннем сумраке островерхих шлемах с тонкими наносниками и кольчужными воротниками, с луками и копьями наготове, на самых горячих аварских конях, из тех, что были захвачены в прошлом бою, и похожих на невероятно красивых и выносливых аргамаков. Трое опытных лучников, вооружённых аварскими же невероятно тугими луками, ехал перед Вольгой шагах в пятидесяти, и по одному лучнику ехали справа и слева на таком же расстоянии, чтобы не дать неожиданно на напасть на отряд, если вдруг авары вздумают, пользуясь туманом, двигаться к источнику шума и стуку топоров вдоль засеки с разных сторон.

Вольга тяжело вздыхал и вспоминал лица и улыбки любимых жён, смешные тучки-ножки своих детей, важные объятия братьев, друзей, оставшихся в аиле между речками Ноксой и Булаку, недалеко от Волги. Ему почему-то сейчас пришли в голову рассказы купцов из Саркела и Багдада, приезжавших зимой за пушниной и мёдом, сообщивших всем удивительные весть о том, что среди арабских племён, городов и правителей, обитающих вдоль торговых дорог с востока на запад, и верящих во множество разных богов, божков и духов, появился вдруг недавно новый человек, сказавший такое громкое и правдивое слово от имени нового бога, что его услышали все — и враги и друзья — друзья с радостью, а враги со страхом — и зовут этого чудесного человека Мохаммед, и он пророк бога, которого называют Аллах.

Таиться больше не было смысла, потому что работники наполняли лес торопливым перестуком топоров, треском и кликами, в то время как остальные, уже не таясь, с разговорами и клацаньем, строились полукольцом около них, лицом к врагу, и готовились к схватке.

Взошло солнце.

Лес наполнился птичьим гомоном, жёлто-белым светом, что перевернул все тени наоборот, вывернул наизнанку все цвета радуги от паутин и листьев, поднимая туман ещё выше к кронам деревьев. Воздух был влажным но тёплым. Холодная земля образовывала на себе, на траве и листьях крупные капли. Они то и дело звучно капали вниз, словно редкий дождь, и от этого намокали одежды и становились тяжёлыми войлочные доспехи и всё кожаное. Только кожаные панцири полтесков и их вещи, покрытые чёрным лаком из берёзового дёгтя и жира не впитывали воду, и оставались лёгкими.

Встревоженная ночной неразберихой и переполохом в лесу, но любопытная молодая рысь, добыла перед самым рассветом кем-то вспугнутого зайца. Теперь, сначала почувствовав, а потом и увидев сквозь туман медленно двигающиеся фигуры всадников, проходящих совсем рядом, она бросила рвать заячьи внутренности. Застыла, готовая бежать, но полтески прошли мимо неё. Рысь повернула в последний раз в их сторону курносую морду с ничего не выражающим взглядом и торчащим ушами с чёрными кисточками, и вернулась к своему кровавому завтраку. Куропатка неподалёку замерла от ужаса, но осталась сидеть на гнезде, хотя прямо над ней плыли лошадиные брюшины, а с копыт на крапчатые перья сыпался сор. Она решила, что ей лучше умереть вместе с кладкой яиц, чем увидеть как их раздавит копыто. Солнечные блики, преломляясь на приготовленном к бою, отполированном до зеркального состояния стальном оружии, прыгали по листве лесного свода, создавая полную иллюзию, что где-то здесь волнуется в озере вода или перекатывается по камушкам речка.

Миновав место, где ночью стребляне натолкнулись на лангобардов, и где до сих пор везде виднелись следы крови, обрывки одежды и переломанные ветки, Вольга остановил свой маленький отряд и прислушался: авары говорили негромко между собой, казалось, уже за соседними деревьями и плотными зарослями кустарников. Передовой разъезд полтесков неслышно вернулся с той стороны и беззвучно как тени умерших появился рядом с Вольгой.

— Авары в ста шагах впереди, — сказал один из них, — много, сотни…

— У нас слишком мало сил, чтобы их разбить, — ответил вместо воеводы Кун, очерчивая рукой в стальной наручи перед собой полукруг, — нужно их растянуть и занять погоней, пока будет готов проход для войска.

— Пока сёстры и мать со свахами наряжают невесту, остальные совершают церемонные поклоны на улице и обмен подарками, и произносят пространные приветственные речи, — задумчиво сказал на это Вольга, и его юное лицо с тонкими ниточками чёрных усов и бороды, разгладилось, потеряв морщины сосредоточенности над носом и в уголках серых глаз, — поиграем с ними как на сабантуе, и оставьте всё неудобное и лишнее оружие здесь: если мы уцелел, мы всё заберём, если умрём, оно нам и не понадобится! Кун и Балх, Торк и Бирх становитесь впереди как лучше наездники.

После этих слов воины, стараясь не шуметь, сняли, плащи, шкуры, вторые свиты чтоб они не цепляли за ветви. Сняли скатки меховых подстилок, притороченные к сёдлам, попоны, меха и сумки с едой и добычей. Сложили всё на траву. Положили тут же копья с крюками, арканы, тяжёлые многослойные щиты из кожи туров, большие луки, оставив только маленькие изогнуты костяные, отложили запас коротких лёгких стрел для дальнего обстрела, теперь бесполезные