Эта мысль привела ее в такое бешенство, что Филлида почла за благо отбросить всякие размышления на этот счет. Она огляделась. Длинное помещение было битком набито ящиками и предметами мебели, составленными вдоль стен и по центру, оставляя свободной узкую дорожку по периметру комнаты.

Именно с этого места она и начала свои поиски в то роковое воскресенье. Она полагала, что действовала внимательно и последовательно, хотя вполне могла что-то пропустить. Дорожная конторка была небольшого размера — двенадцати дюймов в длину, двенадцать в ширину и около девяти дюймов глубиной. Слегка покатая крышка была обтянута розовой кожей. Прелестная вещица, которую она множество раз видела в руках бабушки Мэри Энн.

Да, она вполне могла не заметить конторку. Филлида принялась вновь обыскивать каждый уголок, каждый ящик, последовательно двигаясь по комнате против часовой стрелки. Но мысли ее бродили далеко. Конечно, она не позволит ему снова приставать к ней, но даже сейчас она не жалела — не могла сожалеть — о той ночи. Она хотела этого. Благодаря Люциферу она поняла желания своего сердца. Но, однако, с этой историей пора кончать — это была своего рода сделка, и она совершилась. Состоялся обмен информацией, но что-то еще все же оставалось.

Что-то еще. И Филлида не была уверена, что это нечто возникло именно той ночью. Его притягательность была вполне осязаемой, материальной вещью — она вынуждена была задуматься, учитывая его недавнее поведение, не была ли их ночь страсти порождением двух желаний — желания получить ответ и желания…

Сжав губы, Филлида помотала головой. Если Люцифер полагал, что это поможет делу, пусть подумает еще раз. Она не принадлежит ему — ни ему, ни кому-либо еще, даже своему отцу. Она принадлежит самой себе — вполне самостоятельная, самодостаточная женщина — и таковой останется, несмотря ни на что.

Пока она оставалась вне его объятий, пока ее не охватывало безумное желание прижаться к его груди, Филлида могла чувствовать себя в безопасности. Безопасности от него. А что касается поимки убийцы, они вместе добьются того, чтобы тот был схвачен. Здесь их интересы совпадали. Несмотря на все, что их разделяло, у них оставалась общая цель.

И эта мысль была ей приятна — Филлида не хотела разбираться почему. Вернувшись мыслями к тому делу, которым занималась, она продолжила поиски.

Когда Люцифер появился в дверях, девушка была в дальнем конце комнаты. Он увидел ее и остановился.

Филлида все-таки не понимает происходящего. Она по-прежнему думает о нем как о расчетливом человеке, которому нужна только информация. Но неужели она всерьез полагает, что после той ночи он просто развернется и уйдет? Перестанет желать ее? И если он не хотел осознавать, а еще меньше объяснять свои истинные мотивы, он стремился прояснить некоторые частности.

Перешагнув через порог, Люцифер прикрыл дверь. Свет проникал через окна в верхней части стены, поэтому Филлида не сразу заметила, что освещение изменилось. Он направился к ней как раз в тот момент, когда она поднимала и ставила на стол какую-то коробку. Филлида наклонилась; сиреневый шелк ее платья натянулся, очерчивая бедра. Подойдя ближе, Люцифер в полной мере смог оценить это зрелище.

Филлида выпрямилась, поставила коробку и шагнула назад… чтобы наткнуться на Люцифера. Обхватив девушку за талию, Люцифер привлек ее к себе. Она посмотрела в его глаза, затем опустила взгляд на губы. Наклонив голову, он потянулся к ней.

Филлида остановила Люцифера, легко коснувшись пальцами щеки.

— Зачем? — в замешательстве прошептала она.

Глядя прямо в ее глаза, он нашел правдивый ответ:

— Потому что я этого хочу — это желание. Тебе кто-нибудь рассказывал об этом?

Он поцеловал ее; она вернула поцелуй, не жадно, а скорее удивленно. Губы ее были полными, мягкими, теплыми, соблазнительными. Они выжидательно приоткрылись — как ненавязчивое приглашение, которое он тут же принял, и она расслабилась в его руках в ожидании дальнейшего наступления.

Кто был завоевателем, а кого покоряли — вопрос спорный, но он предпочел отбросить его и погрузился в нее, в ее восторг, позволяя чувству единения наполнить душу до краев, позволяя страсти захватить их обоих. Поцелуй стал глубже, поток чувств постепенно превращался в водоворот.

Когда они перевели дыхание, она спросила:

— Это и есть желание?

— Да. — Он скользнул губами по ее лицу. — Но это еще не все. Ты услышала музыку, но это лишь вступление. Существует множество шагов, множество движений в этом танце.

Страсть сияющим облаком окутывала их, уничтожая, растворяя сомнения…

— Научи меня.

Он привлек ее еще ближе, она не сопротивлялась. Ее руки скользнули ему на плечи. Не сводя глаз друг с друга, они сомкнули губы в поцелуе. Неужели он в самом деле хочет ее? До сих пор никто не испытывал к ней таких чувств. Это возможно? Может ли после той ночи оставаться желание?

Она не могла оставить эти вопросы без ответа, но не только интерес двигал ею и заставлял прижимать ладони к его груди, сжимать его плечи и льнуть к нему всем телом. По мере того как поцелуи становились жарче, она хотела стать к нему все ближе, почувствовать его желание — плоть и кровь, мышцы и кожу, голод и жажду.

Он искусно убеждал ее, и она понимала, что Люцифер ждет, пока цветок страсти расцветет и в ней. И когда это произошло, поток тепла и томления омыл ее кожу, он прервал поцелуй, скользнув губами по ее подбородку, шее, словно пробуя на вкус.

Вернувшись к ее губам, он прошептал:

— Открой мне свою грудь.

Дрожь пробежала по ее телу. Биение сердца громом отзывалось в ушах, когда ее пальцы коснулись пуговиц на платье.

Филлида знала, что делает, и знала почему. Между ними существовало нечто, которое объясняло все… и оправдывало.

Последняя пуговица расстегнулась, и лиф платья распахнулся, открывая взору нижнюю сорочку и ряд маленьких пуговок на ней. Они были расстегнуты. После минутного колебания Филлида распахнула одежду, обнажая грудь, и тут же почувствовала его взгляд на своем теле.

Она хотела взглянуть вверх, но Люцифер наклонил голову, лаская ее. Нежные руки держали ее все плотнее, пальцы бережно ласкали грудь.

Он уже касался ее груди раньше, но лишь ночью, когда темнота окутывала их, скрывая от взора столь многое. Его лицо было исполнено страсти, которая проявлялась и в обострившихся чертах, и в темном сиянии глаз под слегка опущенными веками, и в чувственной линии губ.

Подушечки его пальцев, теплые и живые, обводили круги вокруг ее груди, слегка потягивали соски, превращая их в набухшие бутоны. Он видел, как ее кожа сначала стала горячей, а потом просто раскаленной. Она же видела, с каким благоговением он дарит ей ласки, не завоевывая, но преклоняясь, — еще один лик страстного желания.

Подняв руку, Филлида повернула лицо Люцифера так, чтобы видеть его глаза. Они сияли страстью, но было заметно, что он держит себя в руках. Он поцеловал ее ладонь. Она ответила нежно, глубоко, так соблазнительно, как могла, а затем прижалась грудью к его руке.