Он смотрит на меня из-за горлышка бутылки.

– С каких это пор?

– С тех пор как у меня будет ребенок в августе.

Он давится пивом и громко кашляет. Наверное, не стоило вываливать это на него, когда он пил. Я чувствую себя виноватым, глядя на то, как Фитци заходится в кашле.

– Ты… – Он снова прокашливается. – У тебя будет ребенок?

– Да. Сабрина беременна.

– О. – Одна из татуированных рук поднимается, чтобы потереть лоб. – Вот дерьмо. Ну… поздравляю!

Невольная улыбка касается моих губ.

– Спасибо.

Он внимательно изучает меня.

– Кажется, ты воспринимаешь это спокойно.

– Потому что так оно и есть, – соглашаюсь я. – Но мне нужно найти квартиру в Бостоне. И я помню, ты говорил, будто не прочь пожить в городе, так что… – Я пожимаю плечами. – Подумал, нелишне будет спросить, не нужен ли тебе сосед по комнате.

– А, – на его лице мелькает сожаление, – я решил не делать этого. Подумал, что смогу ездить на учебу из пригорода, но поговорил с Холлисом, и он напомнил мне, как дерьмово ездить из Бостона в Гастингс зимой, так что последний год придется пожить где-нибудь тут.

Я подавляю вздох разочарования.

– О, ладно. Звучит разумно.

– Дурацкий вопрос, но… почему бы тебе не снять комнату вдвоем с Сабриной?

Дурацкий вопрос? Нет, хороший вопрос.

– Мы еще не дошли до этого, – говорю я, потому что правильный ответ меня смущает: «Она не хочет быть со мной».

– Окей. Ну, если ты серьезно настроен жить в Бостоне, то я действительно знаю кое-кого, кому нужен сосед по комнате.

Звучит ободряюще.

– Кто?

– Тебе это не понравится, – предупреждает он.

– Кто? – повторяю я.

– Брат Холлиса. Его арендодатель повысил цену, и он не уверен, что сможет один оплачивать квартиру.

О черт. Броуди Холлис, король придурков, человек, который называет себя Бро вместо Броуди. Я бы лучше… Нет, никаких «я бы лучше». В данный момент у меня нет других вариантов. Броуди, может, и… придурок, но квартира у него большая и чистая, к тому же с двумя спальнями.

И это всего лишь в пяти минутах езды от дома Сабрины.

Может, Фитци подал и не самую приятную идею, но не могу отрицать, что это хороший, удобный вариант.

Я делаю еще один большой глоток пива. Затем спрашиваю:

– Можешь дать его номер?

26

Сабрина

– Я нервничаю, – шепчу я на ухо Такеру, чтобы другие ожидающие мамаши в приемной меня не слышали. У всех такие возбужденные, счастливые лица, что мне не хочется портить им настроение. Не стоит никого пугать просто потому, что я безнадежна.

Но сама я напугана. Это первая встреча с врачом, на которую я пришла с Такером, и та самая встреча, на которой мы узнаем пол ребенка… если сможем договориться на этот счет. Я хочу знать. Он хочет сюрприза. И это идеальная иллюстрация того, какие мы люди.

Я люблю все контролировать и если буду знать пол ребенка, то смогу начать что-то планировать. Покупать миленькие девчачьи вещи… или мальчиковые. Придумывать имена.

Такер – парень, чей девиз «пусть все идет, как идет». Он считает, что мы просто должны купить желтую одежду и покончить с этим.

– Не о чем тут волноваться. – Он сжимает мою руку и склоняется поцеловать в щеку.

Я невольно вздрагиваю. Губы у него мягкие и теплые, и я хочу чувствовать их на своих губах, а не на щеке. Хочу целовать его в шею и делать на ней засосы, пока он не начнет стонать. Хочу скользнуть рукой ему в штаны, схватить его член и дрочить, пока он не кончит мне на руку…

Я не говорила, что чертовски возбуждена?

Не знаю, то ли это повышенная чувствительность, то ли три месяца сексуального воздержания, но, черт возьми, мне нужен секс. Даже случайно касаясь рукой груди, я тут же возбуждаюсь и начинаю изнывать от желания. Я читала, что женщины обычно чрезвычайно возбудимы во время первого триместра, но мое сексуальное влечение не разгонялось до второго. Каждый раз, как вижусь с Такером, хочу сорвать с него одежду.

И он это знает.

– Ты уже готова быть больше чем просто друзьями? – шепчет он.

Я смотрю на него.

– Я тебе говорю, что нервничаю, а ты думаешь о сексе?

– Нет, это ты думаешь о сексе. – Он ухмыляется. – Твои глаза молят меня, чтобы я тебя трахнул.

Я быстренько оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что никто этого не слышал, но другие беременные или разговаривают со своими партнерами, или читают журналы о детях.

– Нет, – лгу я. – Мои глаза слишком заняты, переживая о том, что они могут увидеть на ультразвуке. Я читала, что можно разглядеть лицо младенца, его пальчики на руках и ногах. – Я вновь начинаю паниковать. – А что если у него всего три пальца, Так? Что если у него нет носа? – Я начинаю задыхаться. – О боже, а если у нас будет ребенок-мутант?

Такер сгибается пополам и начинает трястись. Мне требуется секунда, чтобы понять, что он содрогается от тихого, истеричного смеха. Прекрасно. Отец моего ребенка смеется надо мной.

– О, дьявол, дорогая, – хрипит он, поднимая голову. – Я знал, что не нужно было давать тебе смотреть «У холмов есть глаза» вчера вечером.

– Больше ничего не показывали, – протестую я. – А мне не хотелось, чтобы ты ушел.

Это звучит так жалко. Всю прошлую неделю я находила причины, чтобы оставить Такера у себя. Вроде: «нам надо позаниматься дыхательными упражнениями», «моя спина меня убивает… не придешь размять ее?» или «может быть, стоит рожать в воде». Он убеждал меня даже не думать об этом, но я и не думала всерьез, потому даже не начинала спорить. От идеи, что я буду погружена в ванну, полную воды и околоплодных вод, меня тянет блевать.

Но, поскольку это Такер, он едет в Бостон после каждого моего звонка. Умом понимаю, что это выглядит так, будто я пользуюсь им, но Такер уверяет: именно на это и подписывался.

– У нас не будет ребенка-мутанта. – Он подавляет смешок и снова берет мою руку. – Он (или она) будет идеальным. Обещаю.

Я слабо киваю.

– Сабрина Джеймс, – вызывают из кабинета.

– Это я. – Я вскакиваю так быстро, что едва не падаю. Такер поддерживает меня, положив одну мускулистую руку на плечи.

– Это мы, – поправляет он.

Я следую за одетой в розовый халат медсестрой по широкому, хорошо освещенному коридору. Она ведет нас в смотровую, затем велит мне сесть на стол. Ультразвуковой прибор уже установлен рядом, и ритм сердца немного сбивается от волнения.

– Мне правда нужно знать сейчас, – выпаливаю я, когда медсестра выходит из комнаты.