начальством воеводы (oversto) Истомы Пашкова, и этот Пашков прибыл туда на третий день и, делая вид, что он намерен напасть на московитов, обошел сзади своих товарищей и сидевших в осаде; но Пашков, [сговорившись] почти со всеми своими главными начальниками и капитанами, тайно заключил наперед с царем условие (contract) перейти к нему и все свое войско передать московитам[206].

Московиты, зная об этом, с большим войском напали на осажденных, а также послали отряд против Пашкова, который сперва передался с пятью стами человек, и его войско от [такой] неожиданности пришло в расстройство, и московиты захватили множество пленных; и осажденные, увидев это, также обратились в бегство, и половина их была захвачена, ибо лес, через который они принуждены были бежать, был занят московитами; и там произошла неимоверная сеча (een onuutspreeckelycke moort gesciet), также и в плен захватили до шести тысяч, так что в Москве все темницы были полны, и сверх того многие жители (lieden) московские должны были стеречь по два или по три пленника, и множество их было посажено в подвалы под большими палатами (groote salen) и приказами (cancelryen), так что было жалко смотреть на них, и были то по большей части казаки, прирожденные московиты, и чужеземцев [среди них] не было вовсе или было мало[207].

Эти люди недолго пробыли в заточении, но каждую ночь в Москве их водили сотнями, как агнцев на заклание, ставили в ряд и убивали дубиною по голове, словно быков, и [тела] спускали под лед в реку Яузу, творя так каждую ночь; также во время этого поражения был захвачен в плен один из главных атаманов, по прозванию Аничкин (Anitzcim), который разъезжал повсюду с письмами от Димитрия и возбуждал народ к восстанию, и этого [Аничкина] живым посадили на кол, и он должен был так умереть, и покуда он, будучи посажен на кол, еще был жив, прислал к нему царь дворянина Истому Безобразова (Istoma Bihobrahoff), который стал его [Аничкина] просить, чтобы он, так как ему предстоит умереть, сказал перед всем народом, кто снова выдает себя за Димитрия. На что он [Аничкин] прямодушно [vrymoedich) ответил, что это никто другой, как брат царя, которого также зовут Димитрий, и он-то и учинил эту измену, хотя я был на стороне московитов; он сказал это ни для чего иного как для того, чтобы возбудить в Москве новое волнение в народе и хотя царь со всеми боярами клялся перед всем народом, что то неправда и он знает брата и его помыслы, но огонь остался под пеплом.

Из Москвы послали двух монахов, чтобы они перебежали к неприятелю и разведали, что это за Димитрий; и приблизившись к тому месту, неподалеку от Коломны и Серпухова, где раньше московское войско было разбито мятежниками, они встретили двух человек, которые называли себя перебежчиками, направлявшимися в Москву, и они поклялись перед монахами, что Димитрий еще жив и они его видели, так что монахи не осмелились итти далее, а эти [люди], встретившиеся с ними, отошли от них.

Болотников нимало не сомневался, что отправленные им войска займут Москву, и когда бы не помешала измена Пашкова, то это могло случиться по причине великого смущения и непостоянства (wanckelmoedicheyt) народа в Москве. И когда он [Болотников] узнал от беглецов о поражении, то бежал со своим войском в город Калугу (Coloega), расположенный на реке Оке, и он нашел (это место) удобным для того, чтобы провести там зиму, и тотчас запасся всем необходимым; и это был город многолюдный, и в нем всегда шла большая торговля солью (southandel)[208] с землей Северской, Комарицкой волостью и другими соседними местами, откуда привозила [в Калугу] мед, воск, лен, кожи и другие подобные товары, так что она хорошо была снабжена [всякими припасами]; и перед тем московиты побили много [его] войска, и он [Болотников] бежал с оставшимися в Калугу и здесь укрепился.

Петр Федорович, выдававший себя за незаконного сына царя Федора, как мы говорили выше, еще сидел в Туле, осажденной московитами, и верх брала то та, то другая сторона, но Петр, хотя и находился в крайней нужде, держался с большой храбростью.

[Болотников их атаман] Когда Болотников укрепился в Калуге, туда подступило все московское войско, еще более многочисленное, чем то, что стояло под Кромами, как мы поведали, рассказывая о вступлении Димитрия в Московию, ибо Болотников сидел в Калуге, как Корела в Кромах и [осажденные] каждодневными вылазками причиняли московитам большой вред; да и почти не проходило дня, чтобы не полегло сорок или пятьдесят московитов, тогда как осажденные теряли одного в [московском] войске только и делали, что стреляли без нужды распутничали, пили и гуляли, чего не лишали себя и [осажденные] в Калуге, и так без пользы прошла зима; и царь мог думать о том [все], что ему было угодно.

Московиты согнали крестьян из окрестностей, и они были принуждены каждый день рубить деревья в окрестных лесах, колоть дрова и возить их в лагерь на сянях, которых было несколько сот, так что сложили целые горы дров вокруг Калуги, намереваясь придвигать примет (houtbergen) с каждым днем все ближе и ближе к Калуге, чтобы при благоприятном случае зажечь его, когда ветер будет дуть на Калугу, и таким образом погубить осажденных. Но осажденные, узнав об их умысле и намерении от перебежчиков, стали подводить подкопы (mynen) под примет, причем от взрывов погибали частью и люди. Также было у них наготове много горючего (brandente materye), и когда ветер дул в сторону [московского] войска, то они сами поджигали примет и головни летели в лагерь [московитов], а тем временем [осажденные] делали вылазки и наносили большой вред [московскому] войску; одним словом, они [осажденные] всегда оставались победителями, почти так же, как и в Кромах[209].

В это время в Новгороде было моровое поветрие, от которого погибло в самом Новгороде и в окрестностях множество людей, меж коими было много священников[210].

Татары Казанского царства вели себя тихо и непричастно (neutral), выжидая, кто возьмет верх. Все города по реке Волге еще держали сторону Москвы, как-то: Кострома, Ярославль, Углич, Нижний-Новгород, Самара, Саратов и многие другие, исключая Астрахани, где мятеж был в самом разгаре, отчего и плавание по реке стало небезопасным от воровских казаков.

На острове Бузане, в трех милях от Астрахани, все еще стоял Петр Шереметьев со своим войском, и он построил на острове крепость, и так стоял он против