Возвращение наверх было бы не менее опасным, чем дальнейший спуск. К тому же в конце мне еще предстоял бы полет, а я уже порядком устала. Увидят ли меня остальные, догадаются ли послать Фаджа Раванго назад?

Альтернатива тоже не обнадеживала. При мне была веревка, обмотанная вокруг пояса, а Джейкоб в Выштране учил меня спускаться по ней. Допустим, мне это удастся, однако тогда я останусь без веревки: спустившись вниз, отвязать ее я не смогу. К тому же спускаться с узлом и крыльями за спиной…

Как ученый, я предпочитаю мыслить рационально, однако в некоторых случаях рациональное мышление превращается из друга во врага. Воздержавшись от дальнейшей оценки положения, я отступила назад – туда, где большой каменный выступ позволял двигаться, не опасаясь упасть.

Здесь я сняла со спины узел и крылья (едва не упустив одно из них под порывом ветра) и связала их поясом. Покончив с этим, я вернулась туда, где кончался мой путь, и, от всей души надеясь, что это не окажется актом безнадежной глупости, сбросила их в пропасть. Они покувыркались в воздухе, но, как я и надеялась, приземлились на остров. Не пострадал ли планер от падения? Это еще предстояло выяснить – вначале нужно было постараться не пострадать самой.

Оставленную при себе веревку я привязала к камню, помянув добрым словом Тома с Мекисавой, за время, проведенное на болотах, обучивших меня вязать узлы. Задаваться вопросами, не соскользнет ли веревка и выдержит ли мою тяжесть камень, было не время: подобные сомнения только перепугали бы меня до полной неподвижности. Обернув веревку вокруг тела, как учил Джейкоб, я отдалась на милость бездны.

Спуск был совсем не таков, как в Выштране. В облаке мелких брызг кожа рук размягчилась, и веревка немилосердно обожгла ладони; непредсказуемый ветер тут же закрутил меня, как волчок. На сей раз я врезалась в скалу не только коленями, но и подбородком, бедрами, плечами, локтями – всеми частями тела до единой, включая и голову (к счастью, этот удар пришелся вскользь). Казалось, я спустилась уже метров на сто, но все еще не достигла острова, однако взглянуть вниз и проверить, далеко ли еще, не дерзала.

Вследствие этого столкновение болтавшейся в воздухе левой ноги с землей застало меня врасплох, и, приложившись оземь мягким местом, я на миг выпустила веревку. К счастью, веревочная петля вокруг пояса удержала меня на краю обрыва, иначе я непременно упала бы.

Только через несколько минут я сумела совладать с мыслями, и еще долго не могла заставить себя освободиться от веревки и отползти от обрыва.

Но дело было сделано – по крайней мере, наполовину. Я добралась до острова.

Правда, не без ущерба: тело было сплошь в синяках и ссадинах, а в холсте подобранных крыльев обнаружились три небольшие прорехи. Однако при мне имелась игла и вощеная нить, и прорехи можно было заштопать: они (как я надеялась) были не столь велики, чтобы представлять собою серьезную угрозу. И все же я отнюдь не горела желанием размышлять об опасностях, ожидавших меня на пути с острова, едва добравшись до цели. Вместо этого я задалась мыслью, зачем Йейуама мог послать меня сюда.

Остров был невелик – по моим оценкам, не более тридцати метров в глубину, до места, где примыкал к отвесной скале, а в ширину и того меньше. Там и сям из трав и кустов торчали камни, но большая часть острова была покрыта густой растительностью. Сквозь буйную зелень пробивались, стекая в озеро, тонкие ручейки падавшей со скалы воды. Место было просто великолепным, и я решила зарисовать его перед тем, как уйти, однако ничего, хоть отдаленно похожего на разгадку, вокруг не наблюдалось.

Я подошла к краю острова там, где он выдавался вперед. Первым делом мой взгляд скользнул наверх – туда, откуда, по моим представлениям, должны были наблюдать за мной Том, Натали и Фадж Раванго, однако из-за расстояния и взвеси мелких брызг их не получалось разглядеть. Затем я взглянула вниз (покрепче ухватившись за камень, чтобы не упасть от внезапного головокружения). Конечно, о том, чтобы разглядеть внизу Йейуаму, нечего было и думать, но он тоже должен был наблюдать за мной и ждать меня, как уговорено, у приметного большого дерева.

И тут я увидела нечто другое.

Движение внизу, в озере, порожденное явно не течением воды. На моих глазах поперек течения, плавно извиваясь, двигалось некое существо. По сравнению с озером в целом оно казалось небольшим, но, если соотнести его размеры с размерами кустов и деревьев на берегу, становилось понятно, что оно достигало добрых десяти метров в длину. Из всех животных, каких мне доводилось наблюдать, оно больше всего напоминало змею, скользящую в мутных, спокойных водах болот.

Змей. Морской змей. Дракон!

Не обращая более внимания на высоту обрыва, я опустилась на колени и улеглась на живот, чтобы без риска свеситься вниз и разглядеть это существо получше. Движение прекратилось – возможно, зверь ушел в глубину? – но дальше к югу на поверхности воды возник еще один характерный след. Глядя вниз, едва смея моргнуть, я насчитала три следа, явно принадлежащих трем разным особям, а в озере могли найтись и другие.

Сомнений не было: ради этого Йейуама и послал меня сюда. Внизу, в озере, жили драконы.

(В этот момент я снова порадовалась тому, что не решила пройти испытание, добираясь до озера вплавь.)

Драконы в озере. Что это могло значить? Со всей определенностью, то были не болотные змеи: эти животные оказались слишком велики, и их подвижность ничем не напоминала медленную крадущуюся манеру двигаться, свойственную их болотным родичам. Родичам? Мысль была крайне любопытной. Насколько близкое родство связывало этих драконов с другими местными видами? Для многочисленной популяции озера было явно недостаточно. Как же они размножаются и существуют в столь малом числе?

Признаться, цепь рассуждений, последовавших далее, трудно назвать вполне научной. Сбитый с толку разум скакал от идеи к идее с непредсказуемостью и быстротой кузнечика, одну за другой строя взаимосвязи и тут же отвергая их. Но общая картина, сложившаяся из оставшихся не отвергнутыми, казалась верной: она, хоть и не без вкрапления интуитивных догадок, объясняла данные наблюдений.

Я начала расспросы о драконьих яйцах. Мекисава наотрез отказался говорить о них. Акиниманби сказала, что ответ я получу не раньше, чем избавлюсь от пагубного влияния злого колдовства. Я надлежащим образом избавилась от него, и тут появился Йейуама, который и привел меня сюда, сказав, что я все пойму, как только увижу.

Между тем наша экспедиция, несмотря на все наблюдения, так и не смогла зафиксировать различий в анатомии самцов и самок болотного змея.

То, что мы называем термином «половой диморфизм», у людей выражено относительно слабо: чаще всего мужские особи несколько крупнее женских и слегка отличаются внешне. У многих других видов половой диморфизм проявляется гораздо сильнее. А в популяциях некоторых насекомых – например, пчел – численность способных к деторождению самок крайне мала: все остальные особи – либо самцы, либо бесплодные самки.

В Выштране я умозрительно предполагала существование «драконьих маток». Среди горных змеев таковых не оказалось… но в эту минуту, на острове среди водопада, лежа на животе на краю обрыва, я пришла к убеждению, что среди болотных змеев таковые имеются – и обитают они в озере, прямо подо мной.