Время пришло. Она подпишет декларацию. Таким образом она спасет не только жизнь ребенка, но выполнит данное Алики обещание и начнет поиски Никоса.

В руки Темис сунули два листа грязной разлинованной бумаги.

– Пиши! – приказал охранник, давая ей карандаш.

Ангелос играл в грязи рядом с ней, Темис сидела на земле, а над ними стоял охранник, заглядывая ей через плечо.

– Поторапливайся, – рявкнул он, подталкивая ее винтовкой. – Нет времени сидеть здесь весь день.

Темис подвергалась жестокому обращению, терпела невыносимую боль, ела хлеб с кишащими в нем червями, ее кожу опалял огонь и солнце. Все это закончится, если она наполнит страницы сожалениями и признаниями, пообещав быть верной властям.

Она положила бумагу на колени и стала писать, прекрасно понимая, что от нее ожидают. Темис отрешенно следила за тем, как рука сжимает карандаш и водит им слева направо.

Знакомое ощущение – выражать то, во что не веришь. Темис научилась этому еще во времена ЭОН. Зная, что способна тем самым закончить страдания и получить ключ к свободе, она не жалея сил передала свое раскаяние и покорность.

Она выводила раболепные слова, задумываясь, убедит ли кого такой документ. Все это казалось Темис нелепым, ведь она знала свои истинные убеждения.

Темис чувствовала спиной взгляд солдата, но представляла вдалеке Фотини и Алики, которые уговаривали ее ухватиться за второй шанс ради себя и двух малышей.

За десять минут она исписала с обеих сторон два листа – фразами, полными самобичевания, обещаний, заверений, добавляя наигранной искренности и самоуничижения.

Темис перечитала письмо еще раз, выискивая ошибки в орфографии, последний раз взглянула на строки, зная, что рано или поздно их могут публично зачитать в Патисии. Дрожащими руками добавила подпись, спасая себя, но при этом ненавидя.

Охранник затоптал сигарету, вырвал у нее из рук листок и пробежался взглядом по тексту.

– Готовьтесь с ребенком к отплытию, – резко сказал он и ушел.

Темис встала, беря на руки Ангелоса.

Малыш играючи потянул ее за ухо, она улыбнулась, целуя его в щеки. Он заслуживал этой жертвы. На душе у Темис полегчало, исчезли сожаления.

В тот день еще три женщины подписали дилоси. Впервые с момента прибытия на Трикери несколько охранников улыбнулись Темис. Она не ответила тем же. Через час приплыла лодка, чтобы отвезти их на материк.

Темис заторопилась к палатке. Несколько женщин, которые были ей подругами, теперь отвернулись от нее. Они считали Темис предательницей, одна плюнула ей под ноги.

Другая женщина с сочувствием посмотрела на нее.

– Позаботься о малыше, – сказала она. – Пусть его всегда окружает такая любовь.

Одна молоденькая девушка шепнула ей на ухо:

– Не забывай нас, Темис. Бог на нашей стороне.

Темис еле сдерживала слезы. Она была благодарна за прощение, пусть хотя бы от этих двух женщин. Подписать дилоси значило предать своих сестер по несчастью. Она не могла этого отрицать.

Пришло время собрать свои немногочисленные пожитки. Из-под матраса Темис достала вышивку. Она олицетворяла любовь – прошедшую и настоящую. С собой она взяла портрет Никоса вместе с темным кудрявым локоном, завернутым в него. Рисунок был вшит в край одеяла для надежности, а теперь Темис наспех распустила швы, достала листок и положила в карман.

Потом взяла на руки Ангелоса и поспешила на причал, где ждала лодка. Женщины по пути посылали ей презрительные взгляды, но она не обращала внимания. Слухи быстро разлетались по Трикери.

Темис не могла подавить прилив радости. Забираясь в лодку, она понятия не имела, что принесет ей жизнь. Хотелось кричать от счастья.

Стоял погожий весенний денек, солнце нехотя делилось теплом, легкий ветерок приятно дул в лицо. Лодка покачивалась на волнах, двое охранников курили и болтали, словно выехали на прогулку по морю. Три другие женщины играли в ладушки с Ангелосом, сидевшим на коленях у матери. Вскоре они достигли материка.

Рядом с потрепанным армейским грузовиком стояло несколько солдат, ожидая женщин, – они с весельем и саркастическими шутками поздравили прибывших. Один грязной рукой потрепал Ангелоса по щеке, словно признавая ребенка и его мать. Темис с отвращением отстранилась. Она подписала дилоси, не более.

Жизнь Темис изменилась полностью с тех пор, когда она ехала по этой самой дороге много месяцев назад, направляясь в Трикери. Через борта грузовика она видела кругом разруху, оставленную после гражданской войны. Многие холмы стояли оголенными после вырубки деревьев, пострадал каждый город и деревня, которые они проезжали. Здания были разрушены, опустошенными оказались целые коммуны. Многие бежали из деревень, ища безопасности в городах, чтобы их не поймали и не завербовали в коммунистическую армию.

Темис отвернулась, напевая колыбельную, которая часто успокаивала Ангелоса, но размеренный ход машины усыпил его, словно детская кроватка-качалка, которой малыш никогда не знал. Много часов он крепко спал у матери на груди, а когда похолодало, Темис прижала его крепче к себе, чувствуя тепло и ритмичное дыхание. Кашель почти пропал, щеки порозовели, но не от жара. Ребенок зашевелился у нее в руках, веки затрепетали, словно ему снился сон.

На этой темной дороге, шедшей в бездну ночи, Темис охватила глубочайшая любовь к сыну.

Темис ненадолго положила Ангелоса на сиденье рядом с собой и задремала, придерживая его рукой. Соседка, которая не показывала особой дружелюбности, сделала то же самое. Ребенок вызывал теплые чувства даже у посторонних людей.

Ехали долго. Через какое-то время водитель остановил машину, на его место сел другой солдат. Женщина, с которой Темис ехала вместе, вышла. Они проезжали мимо ее родного города, и бывшей пленнице предстояло идти дальше пешком. Она без особых эмоций попрощалась с Темис. Всю поездку обе не проронили ни слова, а попытки Темис начать разговор не вызвали отклика. Женщина казалась опустошенной, сломленной, смотрела на все с безразличием.

К рассвету они достигли окраины города. Темис инстинктивно проснулась. Зеленые горы давно сменились серыми зданиями и деревьями возле уличных фонарей. Путники прибыли в Афины.

Темис полностью стряхнула сон. В горле пересохло не только от жажды, но и от волнения. Она радовалась и в то же время боялась встречи с семьей. Кто знает, как родные примут ее? Или Ангелоса. Страдала ли бабушка из-за ее заключения и политических взглядов? Вернулся ли Панос? Маргарита? Как к ним отнесется Танасис? За последние месяцы она мало думала об этом, но теперь предстояло столкнуться со всем лицом к лицу.

На углу улицы Стадиу перед площадью Синтагма грузовик остановился. Через несколько мгновений Темис стояла на тротуаре. Так многолюдно здесь было лишь во время демонстраций. Люди проходили мимо, не обращая на нее внимания, все шли по делам, возможно, спешили на работу или встречу. Казалось, жизнь наладилась, будто страну и не раздирали войны – сначала мировая, потом гражданская.