— Да.

— Сложат оружие?

— Именно.

— Но как они получат уведомление о необходимости перемирия во время Тарсийских Ночей? Через глашатаев?

— Вот еще! Платить этим горлодерам! — отмахнулся Атасс. — Есть куда более надежное средство.

— Какое же?

— Распустить слухи.

— Ну хорошо, — сдался Главный Советник. — Пустим слухи, им поверят и не станут убивать наших соотечественников, пока цветет элрис. А потом? Когда Тарсийские Ночи закончатся?

— Давайте не будем заглядывать так далеко, Главный Советник, — странным, напряженным голосом сказала Кириена.

— И напрасно! Королева должна быть прозорливой. Иначе она не королева, а самозванка! — Тишину тронного зала словно взорвал этот громкий и злобно-насмешливый голос.

Слишком знакомый герцогу Рено и советнику Атассу голос.

— Прочь с трона! — крикнула королева Абигейл, настоящая королева Абигейл, Кириене. — Прочь, или я немедленно убью их!

И Абигейл принялась ожесточенно дергать длинной цепью, один конец которой был пристегнут к ее запястью, а другой уходил за двери тронного зала.

— Хватит упираться, ублюдки! — громче рявкнула королева Абигейл и рванула цепь с силой, данной не всякому мужчине.

И в зал вошли, спотыкаясь, Уильям Магнус Гогейтис и резервная копия королевы Карина Свердлова.

— Замечательно! Теперь все негодяи в сборе! — насмешливо огляделась королева Абигейл.

И потерла руки в прелестных золотистых перчатках.

* * *

— Почему вы молчите, герцог?

— А что я должен говорить? Тем более что в моем положении разговоры — весьма неудобное времяпровождение. Железный воротник ощутимо колется, знаете ли.

— Вот уж не думала, что мужчины столь чувствительны к боли! — подала реплику Кириена.

— Ничего не поделаешь. Мы такие, — смиренно вздохнул герцог.

— Это я виновата! — Голос Карины был сиплым и жалким. — Мне ее нужно было сразу задушить, а я вместо этого сдалась и разоткровенничалась с ней как дура! И вот чем все обернулось!

— Ты не виновата, Кариночка, — убежденно сказал Уильям Магнус Гогейтис. — Это я настоящий болван. Не смог отличить тебя от нее… Проклятие! Ненавижу висеть на дыбе! Чувствуешь себя при этом полным идиотом!

— Да, господа, забавненько получилось. Хотели как лучше, а получилась пыточная, — сердито хохотнул советник Атасс. — А вообще, задумка была потрясающая. Я чуть не рехнулся, когда увидел сразу трех королев! Подумал, что Абигейл продала душу Совету Нечестивых и взамен получила способность делать двойников.

— Я не удивлюсь, если она действительно продала душу. Как бы иначе она смогла так повлиять на Карину и отвести глаза Гогейтису? — подал голос герцог Дюбелье-Рено. — Впрочем, Абигейл всегда была отменной негодяйкой и пакостницей в высшей степени.

Надеюсь, в пыточной имеются слуховые трубы, и Ее Величество меня хорошо слышит.

— Слышу-слышу! — Донесся жестяной, неживой голос, в котором можно было признать голос королевы Абигейл лишь с большой натяжкой. — Эй, Карина! Расскажи-ка им, как я из тебя все вытягивала!

— И расскажу! — Карина оглядела сумрачную пыточную, куда ее и всех остальных отправили по повелению визжащей от злого смеха королевы Абигейл. — Думаешь, если ты мне пальцы в тисках зажала, так тебе все можно?!

— Конечно! — Снова жестяной голос. — Впрочем, мне тут с вами некогда, государственных забот полно. Вы пока пообщайтесь до прихода моих мастеров заплечных дел. Это ведь последние минуты вашего разумного существования, ибо потом вы рехнетесь от боли.

— Напугала! — презрительно бросил советник Атасс и хотел было громко и помпезно испортить воздух, но передумал: в пыточной и так пахло преомерзительно. Особенно воняло от холодных железных сапог (пока холодных и потому практически безопасных), в которые были заключены ноги бравого Атасса. Поэтому Атасс ограничился плевком в сторону намалеванного на стене королевского герба с девизом заведения: «Творимое здесь творится во славу королевы!»

— Я так и не понял, зачем Абигейл сначала притворилась Кариной, — медленно и задумчиво протянул герцог Рено. — Усыпляла бдительность?

— Нет. Тут все куда паршивее, — отозвалась Карина. Она выглядела изможденной, но не сломленной. И даже то, что она сидит в жутком кресле, известном как основное приспособление для пытки под названием «Объятия королевы», Карину не пугало. Она больше волновалась за повисшего на дыбе Гогейтиса. — Уильям, как ты себя чувствуешь?

— Не волнуйся, Кариночка, со мной все в порядке. Я, знаешь ли, к дыбе привык. Сколько раз меня на ней пытали — и не перечесть! Я больше за дам волнуюсь: как они это вынесут?

— Вынесем, не беспокойтесь! — подала голос Кириена. — Пытками нас не испугать. Карина! Расскажите нам все.

— Хорошо. Когда Удаленные вместе с гламурами принялись громить замок — простите, герцог, я знаю, что вам неприятно об этом слышать, но что поделаешь? — я попала в плен. То есть сначала я думала, что меня просто убьют. Однако, когда я очнулась в пещере, все оказалось иначе. На меня смотрела королева Абигейл, и, хотя я видела ее впервые в жизни, поняла, что это она. Все-таки мы здорово с нею похожи, только выражение физиономии у нее постервознее, чем у меня, будет. Она велела двум уродам разжать мне челюсти, достала из складок платья какую-то склянку с зеленоватой светящейся жидкостью — прямо как в фильме «Реаниматор»! Жалко, вы не смотрели, — и заставила эту жидкость проглотить. Тут у меня перед глазами все поплыло-закачалось, не могу пошевелиться, и все, на что способна — отвечать на вопросы, которые Абигейл мне задавала. Она из меня все вытянула: кто я, чем занималась, как попала в этот мир. Приходилось отвечать, потому что, если я молчала, голову такая боль прошивала, что хоть на стенку лезь.

— Узнав все о вас, Карина, она на время решила стать вами…

— Да. Об этом она потом сама сказала. А в тот момент, когда я еще была плоха и не могла языком ворочать, чтоб на вопросы отвечать, Абигейл разговаривала с каким-то толстомордым мужиком, а он все время противно так покашливал.

— Уж не адмирал ли это Охренельсон?!

— Может быть. — Карина пожала плечами. — Только вел он себя не по-адмиральски нагло.

— И о чем же они сговаривались?

— Не знаю. Они на каком-то иностранном языке совещались.

— Странно, — вставила фразу Кириена. — Странно, что я, оказывается, этот язык знаю. Затуманский. Наверняка Абигейл обещала сдать затуманцам столицу. Через двое суток. Поэтому Охренельсон и вел себя во дворце столь нахально. Он уже знал, что перед ним — ненастоящая королева. Теперь мне понятны его дерзкие слова насчет того, что королевы он перед собой не видит. Только не понимаю, зачем он явился на аудиенцию, раз знал про подмену?