— Наверное, это Абигейл ему присоветовала. Чтобы он нас морально спрессовал. В смысле надавил, — предположила Карина. — Она долго с ним тарабанила на этом затуманском. И еще гнусненько так улыбалась!

— Значит, она решила временно поменяться с тобой местами. Но для чего?

Карина вздохнула:

— У меня от этой зеленой микстуры голова была дурная, как после пива с водкой — хорошо, что вы такого не пробовали! И я мало что поняла из ругани королевы. Наверно, она увидела, как ее Удаленным приходит полный… абзац, и придумала изобразить из себя беззащитную Карину, а меня выдать за королеву, чтоб все свои преступления на мою шею повесить. Ведь так и вышло. Уильям, ты ей, ее золотистым перчаточкам, ее платьицу чистому и толковым речам поверил быстрее, чем мне. К тому же я на тот момент сама соображала худо: Абигейл меня, перед тем как уходить из убежища Удаленных, силком напоила какой-то дрянью, так что я и идти-то почти не могла.

— Признаю свою ошибку и раскаиваюсь в том! — с горечью воскликнул Уильям. — Но, дорогая Кариночка, она так убедительно тебя изображала! А ты, прости меня за откровенность, в тот момент говорила такое….

— Это из-за королевской микстуры, — угрюмо пояснила Карина. — Говорю же, голова абсолютно дурная была. Правда, когда меня в карцере заперли…

— Где?!

— Ну, в пещере той, подземной! Я стала в себя приходить. От холода. Не зря говорят, что холод мозги прочищает лучше всякого «Алко-зельтцера» — хорошо, что вам никогда не приходилось им пользоваться! Тогда, очнувшись, я и начала кричать, что это я — Карина Свердлова. Хорошо, мимо шел дедок с длинными седыми волосами…

— Мой мажордом, — пробормотал герцог Рено.

— Ну пусть мажордом. Он меня услышал и все Уильяму доложил. А когда Уильям ко мне подошел, я ему на ушко сказала такую вещь, которую только мы с ним и знаем. Тут он мне поверил…

— Слишком поздно! — вставил Уильям.

— Ага. Потому что, когда мы посовещались и решили связать королеву, она уже решила связать нас. В смысле сковать. Одной цепью.

— Ей в этом помогли Невидимые Убийцы, — горько пояснил Гогейтис. — Вы ведь знаете, каковы они: до момента, пока повелитель не отдаст приказ, их ничем — ни наукой, ни магией — не распознаешь. Эти Невидимые Убийцы сопровождали Абигейл. Всегда и везде. И это они заставили Диггера везти королеву и нас, ее пленников, в столицу.

— Диггера? — приподнял брови герцог Рено.

— Вашего дракона, мессер. Общеизвестно, что драконы подчиняются только тому, кто дал им отведать своей крови. Но оказалось, что и Невидимые Убийцы имеют над драконами власть — они их как-то завораживают, — пояснил Уильям. — Поэтому Диггер и не смог их ослушаться.

— Я только одного не пойму, — задумчиво сказала Кириена. — Ради чего королева предала свою страну? Почему отдала Тарсийское Ожерелье на растерзание всей этой своре?

— Потому что у нее нет совести! — рванулась с кресла Карина и зашипела от боли: тиски, зажимавшие ее пальчики, были весьма недружелюбно настроены.

— Потому что ей это выгодно, — тихо проговорил Уильям. — Она уверена в том, что, получив Ожерелье, Континент, или Затумания, или Хрендаредис завоюют для нее Запретный Остров.

— Чушь! — Герцог Рено громко расхохотался. — Это невозможно! Запретный Остров никто и никогда не сможет завоевать!

— Королева Абигейл, видимо, придерживается иного мнения, — заметила Кириена. — Кстати, а что это за Запретный Остров?

Герцог Рено печально усмехнулся. Если учесть, что на его шее крепился шипастый «Кровавый воротничок» (любимая пытка приснопамятной королевы Филодоры Благочестивой), то понятно, почему в герцогской улыбке было больше печали, чем иронии.

— Запретный Остров — это сказка, — произнес герцог Рено. — Всеобщая несбыточная мечта. Обетованная земля. Мечта поэта. Греза влюбленного. Опора нищего. И прочее в этом же духе.

— А подробнее? — вклинилась настырная Кириена. Сейчас она уже не смотрела на герцога враждебными глазами. Словно и не сцепились они в бешеной схватке. Словно не проклинали друг друга тайком.

Неволя объединяет…

— Подробнее? — Герцог задумался. — Этот Остров существует и в то же время он — вымысел. Потому что никто и никогда не мог на него высадиться. Никто из этого мира. Существует легенда, что однажды к берегам этого острова подошел неизвестный корабль и высадил прекрасного отрока лет десяти-двенадцати, который стал Повелителем Острова. А потом — но это тоже совершенная выдумка — упомянутый корабль развеялся как туман.

— И что, на этом удивительном Острове живет двенадцатилетний мальчик? Один? — удивился Уильям, не слыхавший раньше этой легенды.

— Не знаю, — усмехнулся герцог Рено. — Я ведь там не был. И о судьбе мальчика не осведомлен. Впрочем, существует еще масса легенд, повествующих о том, как сей отрок поселил на Запретном Острове своих родителей — в легендах их называют Создающий миры и Ведающая тайны. Они, считающиеся почти богами, и наложили на Остров запрет: никто с помыслами вражды, лжи, коварства и обогащения не сможет ступить на землю этого Острова. Правда, это только подстегнуло людское любопытство, и к Острову вседневно валят на каррах, бригавеллах и шлюпах различные паломники: помолиться и проверить чистоту помыслов. Но еще ни у кого помыслы не оказались достаточно чистыми, для того чтобы ступить на песок Острова или хотя бы подплыть к нему вплотную сквозь пелену светящегося тумана.

— Выходит, и Абигейл его не завоюет, — резонно заметил советник Атасс. — И, значит, она безо всякой выгоды продала свое королевство. Я всегда говорил: бабы — дуры.

— Благодарим, мессер Атасс. Мы это учтем. И как бабы, и как дуры.

— К находящимся здесь дамам мои слова не относятся! — быстро нашелся хитрый советник.

— Сколько времени мы уже находимся здесь? — неожиданно спросил герцог Рено.

— Судя по тому, как ноют мои мускулы, — не меньше тысячи лет, — попробовал пошутить висящий на дыбе Гогейтис.

— И все-таки, — настойчиво добивался ответа герцог.

— Тарсийские Ночи наступают через шесть с небольшим часов, — ответил Гогейтис, скосив глаза куда-то себе под мышку. — Со мной мой время-измеритель. Весьма точный, если не отваливаются стрелки.

— Значит, нам нужно продержаться эти шесть часов, — заявил герцог.

— Ну, допустим, продержимся. Допустим, нас даже пытать не придут. И что?

— Тарсийские Ночи наступают с момента, когда раскроется первый бутон элриса.

— Я понял, — неожиданно поднял голову задремавший было советник Атасс. — Я читал об этом. Как хорошо уметь читать, гламур меня подери! С несправедливо заключенных узников спадают все оковы, едва зацветет элрис, — вот что было написано в древнем свитке, посвященном цветоводству и озеленению дворцов! А мы с вами — именно несправедливо заключенные узники. Так, герцог Рено?