— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Мона встала, зевая и слегка покачиваясь. Нужно ехать домой. Немедленно. Она и так провела последние две ночи в постели Антона, а делать это привычкой она ни в коем случае не хотела.

— Можно, Лукас опять останется у тебя?

— Глупый вопрос. Конечно можно.

— Спасибо. Это скоро закончится, я обещаю. На выходные он поедет к Лин. Будет праздновать у нее день святого Николая.

— Лукас мне не мешает. Я волнуюсь за тебя.

— Антон, не выдумывай. Со мной все в порядке.

Они обнялись. Мона с тоской подумала о неубранной квартире, которая ждала ее. Может быть, попросить у Антона на время его уборщицу? Он часто предлагал такой вариант, а она всегда отказывалась. Дурацкая гордость.

Когда она, наконец, оказалась в промерзшей машине без перчаток, и ее руки едва не примерзли к рулю, она не в первый раз задала себе вопрос: почему, выбирая между легким и трудным путем, она всегда выбирает трудный? Это карма или просто глупость? Об этом она думала не переставая, пока не нашла место для парковки за пять домов от своего дома. И поэтому не заметила, что за ней следят.

В последнее время озеро притягивало Берит как магнит. Как будто в его темных, покрытых тонким слоем льда глубинах скрывался ответ на ее вопросы. Она ходила к озеру каждый день. Чаще всего к мосткам, куда обычно причаливал теплоход, но в это время года не подходил ни один корабль, только чайки сидели на досках и с криками протеста взлетали, как только она приближалась, чтобы потом удобнее устроиться у нее за спиной. Деревянные доски гулко скрипели под ее ногами, мороз выжимал слезы из глаз, но неизменный мир замерзшего озера таил в себе что-то успокаивающее для Берит, которая все еще любила бывать одна, плохо спала по ночам и боялась непонятно чего.

Когда она сегодня решила проигнорировать тихий час и пойти прогуляться к озеру, она практически сразу заметила, что в воздухе что-то витает. Это что-то было связано с погодой. Сегодня было теплее и ветер дул сильнее, чем в последние туманные холодные дни. Берит подняла голову. В разрывах туч проглядывало солнце. Она вышла с территории интерната через арку, свернула на главную улицу Иссинга и медленно пошла в гору, направляясь к озеру. То, что она сейчас делала, было запрещено, но на эти запреты Берит давно перестала обращать внимание. После всего того, что произошло, она больше не могла серьезно относиться к запретам. Они имеют смысл только тогда, когда их выполнение можно проконтролировать. Но этого в Иссинге никто не делал, тем более теперь.

Все, начиная с пятиклашек и заканчивая ректором, чувствуют себя неуверенно из-за того, что произошло за последние недели. Некоторые родители заявили, что заберут детей из школы, если в «этом деле» немедленно не разберутся. Но, в конце концов, никто этого не сделал, однако уже одной угрозы хватило, чтобы ухудшилась здешняя атмосфера. Все испытывали недоверие к другим людям, ощущали беспомощность, дружеские отношения расстроились, а во всем был виноват Даннер.

«Мне очень жаль, — подумала Берит, — но так оно и есть». Часто она мысленно разговаривала с Даннером. Тогда ей в голову приходили самые веские аргументы. Такие, которые потом, на поверку, оказывались неубедительными — когда их вытаскивали на свет Божий. Только потому, что Даннер искуснее в риторике, чем она. А еще потому, что в группе никто Берит не поддерживает. Петер, Стробо, Марко, Сабина по-прежнему обожествляют Даннера, а остальным все равно.

Она добралась до причала. Он пуст, нет никого, кроме чаек и мужчины в толстом черном стеганом пальто, он стоит на краю причала и смотрит на море. Берит хотела было повернуть обратно — она не любила делить причал с кем бы то ни было — но тут мужчина повернулся и направился к ней.

Это был Даннер.

Она остановилась как громом пораженная.

Даннер — последний человек, которого она хотела бы сейчас видеть. Она не знает, о чем с ним говорить, тем более здесь, наедине. Так с ней часто бывало, когда дело касалось Даннера. Как только появлялась возможность наконец высказать все, что томило душу, в голове становилось пусто.

Кажется, он ее ждал. Но этого не могло быть. Она всегда приходила к озеру в разное время. И до сегодняшнего дня никого не встречала. Значит, это может быть только случайность. Не так это и удивительно, если подумать, — здесь так мало возможностей организовать свой досуг. Особенно это актуально в плохую погоду. Есть два ресторана, несколько кафе, которые зимой чаще всего закрыты, а ближайший кинотеатр находится в Мисбахе.

Даннер ускорил свой и без того торопливый шаг, когда увидел, что она застыла на краю озера. Берит не двигалась. Смысла не было убегать, этот импульс она подавила сразу.

— Я рад, что встретил тебя здесь, — сказал Даннер.

Он улыбнулся совершенно искренне. Берит промолчала, потому что ей ничего умного в голову не пришло. Так они и стояли друг напротив друга, как будто на свидании. Наконец Берит провела рукой по волосам. Они были холодными, но приятно густыми и упругими. Это ощущение придало ей уверенности. Может быть, действительно хорошо, что он случайно оказался здесь, и она тоже. Может быть, это тот самый шанс, которого она ждала, и который нужно обязательно использовать.

И прежде чем она успела что-то сказать, Даннер взял ее под руку, как будто это было совершенно естественным. Вообще-то он должен был держаться подальше от учеников, а они — от него, — таковы были условия его нахождения здесь. Но он никогда не придерживался правил.

— Не хочешь пройтись со мной немного? — спросил он и повел ее мимо причала по пустынной набережной.

— Не знаю, — сказала Берит, но не стала отнимать свою руку, как будто для нее происходящее было в порядке вещей. Если уж она не стала сопротивляться, то нужно было хотя бы сделать вид перед самой собой, будто она согласна и что это ее решение — пойти с ним. Она просто не имеет права чувствовать себя как обычно в его присутствии. Какой-то беспомощной. Слишком зависимой от него.

— Возможно, — сказала Мона, — журналисты позвонят вам сегодня во второй половине дня. Ваш номер мобильного зарегистрирован в справочной?

— Думаю, да, — откликнулся Леманн.

Он сидел напротив нее в их 11-ом отделении. В дверях стоял Фишер, он хоть и был бледным, но, по собственному заверению, с ним уже все было в порядке. Бергхаммер и Кригер, скрестив на груди руки, прислонились к шкафу с документами.

— Совет: вы удивлены. Сначала недружелюбны. Сами знаете, настырные журналисты. Откуда вы взяли мой номер, и так далее.

— Понятно.

— Вы дадите интервью «АЦ», «ТЦ», «Бильд» и «СЦ». Позволите себя сфотографировать. Они спросят вас, можно ли упоминать вашу фамилию. По крайней мере, я надеюсь, что они это сделают. Если они не спросят, вы сами должны завести об этом разговор.

— А зачем?

— Затем, что иначе они укажут лишь ваши инициалы — из уважения к вам. Но в таком случае все будет напрасно.