Он умолк, погружаясь в воспоминания

— И что же было дальше? — тихо спросила Лотти — Рассказывай.

Лицо Ника стало безучастным. Его память надежно хранила тайны не собираясь делиться ими. Со странной холодной улыбкой презрения к себе он выговорил

— Не могу.

Лотти с трудом сдерживалась, чтобы не спрыгнуть с постели и не броситься к нему. Ее глаза заволакивали слезы, она неотрывно смотрела на полускрытую в тени фигуру мужа.

— Как умер Джентри? — спросила она. Ник судорожно сглотнул и покачал головой. Понимая, что он мучительно борется с самим собой,

Лотти попыталась помочь ему.

— Не бойся, — прошептала она. — Я все равно буду с тобой.

Отвернувшись, он сощурился так, словно ему в глаза ударил ослепительный свет.

— Однажды ночью на меня напал один из заключенных, некто Стайлс. Пока я спал, он стащил меня с нар и придавил к полу. Я отбивался, как мог, но он был вдвое тяжелее меня, и никто не смел за меня вступиться. Стайлса боялись все. Я начал звать на помощь Джентри, надеясь, что тот оттащит ублюдка прежде, чем он… — Ник осекся и сдавленно, невесело усмехнулся.

— И Джентри помог тебе?

— Да… болван… — Он издал звук, подозрительно напоминающий всхлип. — Он знал, что помогать мне бессмысленно. Что меня изнасилуют если не сейчас, то после того, как он освободится. Мне не следовало просить о помощи, а ему — помогать мне. Но он оттащил Стайлса, и…

Повисла долгая пауза.

— Ник погиб в драке? — с трудом выговорила Лотти.

— Нет, позднее той же ночью. Помогая мне, Ник нажил заклятого врага и вскоре поплатился за глупость. Незадолго до рассвета Стайлс задушил Ника во сне. К тому времени, как я понял, что произошло, было уже слишком поздно. Я бросился к Нику, попытался разбудить его, заставить дышать… Он не шевелился. Его тело остыло у меня на руках. — Подбородок Ника задрожал, он хрипло прокашлялся.

Лотти не могла остановиться на полпути, не дослушав историю до конца:

— Как ты выдал себя за Джентри?

— Каждое утро помощник врача и один из стражников вытаскивали из трюма трупы тех, кто умер ночью — от болезней, голода и, как они выражались, от «упадка сил». Умирающих забирали наверх и размещали в баковой надстройке. Я притворился больным — это было нетрудно. Нас подняли наверх, спросили, кто я такой и знаю ли я имена умерших. Стражники не могли уличить меня во лжи — для них все мы были на одно лицо. А поскольку я еще поменялся одеждой с Ником… когда он уже был мертв… никто не усомнился, что я и есть Ник Джентри, а покойник — Джон Сидней. Несколько дней я провел в лазарете, притворяясь больным, чтобы меня не отправили обратно в трюм. Остальные больные были слишком слабы, чтобы выдать меня.

— И тебя скоро отпустили на свободу, — тихо закончила Лотти, — вместо Джентри.

— Его похоронили в братской могиле у причала, а я вышел на свободу. И теперь его имя мне роднее собственного.

Лотти была потрясена. Неудивительно, что ее муж так стремится сохранить чужое имя — ведь благодаря ему он остался в живых. Это имя стало для него талисманом, символом новой жизни. Только теперь Лотти начинала понимать, почему Ник так стыдится своего настоящего имени, уверенный, что он виноват в смерти друга. Конечно, в этом нет его вины. Но Лотти пока не знала, как объяснить это мужу, как помочь ему избавиться от угрызений совести.

Она встала с кровати, ступив босыми ногами на пушистый мягкий ковер, но, уже двинувшись к Нику, вдруг замерла в нерешительности. Любую попытку утешить его он воспримет как жалость. А молчание расценит как презрение или насмешку.

— Ник… — тихо позвала Лотти, но он не поднял головы. Она остановилась перед ним, вслушиваясь в его сбивчивое дыхание. — Ты правильно поступил, позвав Джентри на помощь. И он помог тебе, как подобало настоящему другу. Никто из вас ни в чем не виноват.

Ник прикрыл ладонью глаза и содрогнулся.

— Я убил его.

— Нет, — настойчиво повторила Лотти. — Незачем винить себя — это никому не поможет. — По ее щеке скатилась горячая струйка, задела уголок губ, распространила во рту солоноватый привкус. Как она понимала его угрызения совести и ненависть к себе, горечь от того, что ему не у кого просить прощения! Человек, перед которым провинился Ник, давно мертв. — Он не в силах воскреснуть, чтобы простить тебя, — продолжала она. — Вместо него с тобой говорю я. Если бы он мог, он сказал бы тебе: «Ты прощен. Все уже в прошлом. Я упокоился с миром, и ты можешь быть спокоен. Тебе давно пора перестать винить себя».

— Откуда ты знаешь, что он простил бы меня?

— Так поступил бы каждый, кому ты дорог. А он дорожил тобой, иначе не стал бы рисковать жизнью ради тебя. — Лотти обвила обеими руками шею Ника. — И мне ты тоже дорог. — Она изо всех сил потянула его к себе. — Я люблю тебя, — шептала она. — Не отталкивай меня. — И она потянулась к его губам.

Он не сразу ответил на нежное прикосновение ее губ. Из его горла вырвался слабый хрип, он потянулся дрожащими руками к ее лицу, приложил ладони к щекам и прильнул к ее губам. На его щеках слезы смешались с испариной, поцелуй обжигал страстью.

— Мне удалось хоть чем-нибудь помочь тебе? — прошептала Лотти, когда поцелуй прервался.

— Да, — твердо ответил он.

— Тогда я буду повторять те же слова всякий раз, когда ты вновь начнешь себя винить, — до тех пор, пока ты мне не поверишь. — Она притянула его к себе и наградила еще одним поцелуем.

Ник вдруг словно очнулся. С пугающей легкостью подхватив Лотти, он отнес ее в постель и бережно уложил на свежие простыни. Одежду с себя он сорвал, рассыпая по полу пуговицы, чтобы не тратить времени. Бросившись в постель, он приподнялся над Лотти и разорвал ее рубашку. Интуиция подсказала Лотти: Ник так стремится войти в нее, что теряет власть над собой. Разведя в стороны ее колени, он начал настойчиво протискиваться в нее. Несмотря на всю готовность Лотти впустить его, ее тело не ждало вторжения, складки оставались сухими.

Ник понял это, переместился ниже и впился ртом в ее цветок, придерживая ладонями ее бедра и крепко прижимая их к постели. Лотти выгнула спину, едва он проник в нее языком, увлажняя и смягчая нежную плоть. Разыскав чувствительный бугорок чуть выше заманчивого отверстия, он прижал язык к нему всей поверхностью и повторял то же движение, пока не ощутил волнующий аромат ее желания. Приподнявшись, он снова устроился между ее ног и наконец погрузился в нее.

Как только Ник очутился внутри ее теплого тела, его слепая ярость начала иссякать. Он нависал над Лотти, поставив мускулистые руки по обе стороны от ее головы, и его грудь ходила от глубоких прерывистых вздохов. Плоть Лотти, пригвожденной его телом к матрасу, пульсировала, охватив толстое копье.

Он снова завладел ее губами — на этот раз кружа ей голову продолжительными, дразнящими поцелуями, при которых кончик языка проскальзывал в рот. Лотти втайне лелеяла воспоминания о его других поцелуях — порывистых, пылких, еще чужих, но эти были совсем другими, от них страсть ударяла в голову. Она изогнулась, задыхаясь от его коротких, но точных прикосновений к соскам. Он опять пустил в дело весь свой арсенал, чтобы распалить ее, дразнил, но не дарил удовлетворения. Желая большего, Лотти попыталась придвинуть его поближе. Он устоял, не сбился с томного ритма, заглушая ее протесты поцелуями. Внезапно он одним плавным движением погрузился в нее на всю длину. Ошеломленная, Лотти уставилась на него в упор.