— Кто — они? Какого похищения? Чё ты вообще несёшь? Мне каждый раз тебя нужно будет морально насиловать, чтобы нормально разговаривать? Вытащи телефон из задницы, так и скажи: близкого мне человека похитили, и мне, Анатолий, нужна твоя помощь, а ещё мою б... девушку, хер с тобой, хотят посадить, и мне, опять же, нужна твоя помощь. Сложно так?

«Ты не представляешь насколько», — мысленно прорычал мгновенно взбесившийся Ворон. Увы, мент был слишком необходим ему, чтобы вот так сразу заканчивать разговор.

— Мне нужна твоя помощь, — только отчеканил он. — Анатолий, — тоном, в котором явственно читалось: «Гондон».

— Хорошо. Значит, так. Подозрения — это, конечно, просто охерительно, но с ними ничего не сделаешь. Проверить ты и сам, думаю, всё можешь, — в голосе прорезались ядовитые нотки. — Так что будет, что посущественнее — приходи в отделение, ты знаешь, где я работаю. А теперь — пошёл нахер.

В трубке раздались гудки.

«Странно, — подумал Ворон. — То хвалит за мозги, то не верит, что у меня будут доказательства... Или, наоборот, верит? В любом случае, доказательства будут, и к нему на работу я заявлюсь».

— Нужно уходить, — подошла Меланхолия, — на всякий случай. Да и холодно.

— Значит — валим. — Лёха поднялся. — Гер, ты его хорошо заныкал?

— Не приебёшься, — угрюмо буркнул Герасим, — грибники не найдут. Если особо любопытных не будет — сутки пролежит минимум.

Доктор благодарно ему кивнул, снова опёрся на Алексея, и они отправились прочь от поганого места.

Алиса шла рядом с Вороном, постоянно сглатывала и жалась к нему, так до конца и не сумев осознать — лучшая подруга похищена, а ей грозит решётка.

Осознание пришло чуть позже, около четырёх часов утра.

Ворона разбудил звук нового сообщения на Алисином смартфоне. Он сам спал чутко, потому и жил на безлюдном чердаке, а сейчас особенно резко отреагировал на смутно-знакомый, тревожащий звук.

— Призрак, — прошептал тихо, но сразу Касте в ухо, толкнув пару раз в плечо. — Призрак, проверь телефон.

Алиса сонно завозилась, хотела было послать парня куда подальше, но всё же нашарила сотовый, уставилась сонными глазами, жмурясь от излишне яркого света. Тут же села на кровати, подобрав под себя ноги, и полезла в почту.

Присланное от неизвестного видео шло помехами, звук срывался — или голос говорящей девушки? А потом Алиса с ужасом поняла, что это дрожащее, избитое создание — Ташка.

Голос у неё и правда дрожал. Она сидела на бетонном полу, обхватив руками колени, смотрела в камеру, давилась слезами и просила её пойти в полицию.

—  Сдайся, пожалуйста, — говорила Таша, а Алиса чувствовала, как внутри всё то ли разбивается, то ли наоборот — поднимается неудержимой волной. — Это же ты его убила, правда? Ты. Я... Я пришла потом, когда ты его уже нашла.

И ещё что-то. В основном, просила и плакала, и сама Каста даже не заметила, как слёзы хлынули из глаз, а свободная от телефона рука нашарила ладонь Ворона и сжала до побелевших костяшек. Видео длилось около минуты или того меньше, а Алисе казалось, что прошла целая вечность.

Примерно с середины записи она прекратила вслушиваться в бормотание, разглядывала ссадины на щеке и лбу, явный синяк на шее и мысленно просила только об одном — лишь бы с ней ничего больше не делали, потому что толстовка была надета наизнанку.

Ворон смотрел видео пристально, пытался разглядеть хоть какие-то детали, кроме этой несчастной хрупкой фигуры и её повреждений. Но упорно не получалось. Профессионалы, сука. Алису он обнимал крепко, а воображение само дорисовывало — в чём виноват и как за его вину расплачиваются. Зато, блять, шлюху Катерину тогда спас. Какой же он козёл...

— Ворон... — Алиса сглотнула, заблокировала телефон и погрузилась в спасительную темноту. — Я пойду. Если они её отпустят — я пойду.

— Рано ещё идти, — как всегда стараясь казаться спокойным, напомнил он Алисе и мягко поцеловал её в лоб. — Отправь видео мне. И ложись спать.

Сам встал, серый на сером, пригладил и так не длинные волосы, потянулся к вытащенным из кармана своим вещам, дабы вернуть обратно. Ну, сейчас гондон точно от него не отделается.

— Солнце, — Каста поднялась, зашуршав одеялом, — не надо. Пожалуйста. Не уходи.

Для себя Алиса всё решила. Может, и существовал там Анатолий, на которого Ворон так надеялся, но для неё теперь остались только эта запись, толстовка наизнанку и дрожащий голос, умоляющий сдаться. И Алису он убедил.

— Они меня не посадят, слышишь? Доказательств не хватит. Я видела — они все косвенные. Ташу отпустят, если дело закроют, вот и закроют за отсутствием улик.

Говорила, а сама не понимала, кого убеждает и в чём конкретно. То ли себя, что так и сложится, то ли Ворона в правильности своих действий. От обоих вариантов Алисе было тошно.

Ворон снова обнял её, теплую, говорящую какие-то глупости. Он хотел бы не уходить, никогда от неё не уходить, но он был виноват, а ещё — нёс ответственность. «От-вет-ствен-ность» — такое длинное противное слово, заставляющее из раза в раз отдирать себя, тряпку, от пола, включать мозги, действовать наперёд.

— Прости. Я тоже волнуюсь за Ташу, — гладил он красные волосы. — Я не хочу её бросить. Ты пойдёшь завтра, а что успеют с ней сделать до завтра? Я сделаю всё, что могу. Пока могу что-то сделать. Хорошо?

Он не стал говорить, что Алису посадят и без доказательств просто потому, что могут. Она и так поймёт это днём, когда проснётся окончательно. Сейчас пусть верит, что всё будет хорошо — о, пусть хоть раз в жизни себя убедит в этом. Не в том, что шлюха, не в том, что виновата, не в том, что, кроме наркотиков, выхода нет, а в человеческой добропорядочности хотя бы...

— И? Ты сейчас поедешь обшаривать весь Питер? — Каста опять внезапно стала Кастой, в этот раз даже не испугавшись. — Если можно что-то сделать прямо сейчас — хорошо, отлично, я пойду растолкаю Леху и скажу, что поеду с тобой.

Ворон вздохнул — вот упёртая.

— Анатолий, быть может, что-нибудь придумает, — честно рассказал он свой план. — Но я не хочу, чтобы ты ехала со мной к нему.

— Почему? — Алиса прищурилась. — Что в этом такого? Или я не имею права как-то попытаться помочь своей подруге, кроме как сесть за решётку, м? А в ментовку ты вряд ли собрался — там тебя сейчас разве что послать могут. Для меня это не опасно, не рискованно и не сложно. Назови мне одну объективную причину, почему я должна остаться мирно спать, пока Ташку там, блять, насилуют?!

— Он называл тебя шлюхой. — Ворон остался искренним, хотя явно сник и погрустнел. — Знает... видел и слышал много, достаточно, чтобы меня, да и тебя, уничтожить. Я не доверяю ему, я не хочу тобой рисковать. Он всё-таки мент. Позволь, я сам разберусь, Призрак.

«Да, я его боюсь», — говорил несчастный тусклый тёмный взгляд.