— Как дела? — спросил Кир.

Голоса его Старлей, конечно, не услышал, но без проблем прочел по губам. У Кира очень фотогеничные губы. Сочетание двух клавиш-сенсоров на контактном дисплее — это уже команда; бронированный фонарь откатился по направляющим назад и отвалился вправо, повиснув на магнитных петлях. Так лучше слышно. Так вообще лучше. Ближе к природе.

Руки чесались — хотелось опробовать гашетку в деле. Но, прочитав про себя дважды «Отче наш», Старлей успокоился. Эта мантра-релаксант обычно помогала ему, не подвела и на сей раз.

— Нормально, брат, спасибо. Есть личные просьбы? Вопросы? — Слово «брат» тяжело далось Старлею, он чуть не сорвался. Прозвучало, как «бля-б-б-брра-ат», но Кир, похоже, не придал этому значения. Ну и отлично.

Вместо ответа Кир вяло махнул рукой. Как бы между прочим махнул. На мгновение Ваське показалось, что товарищ его пребывает в светлом просторном зале, среди дам в пышных платьях. И скользят его мягкие туфли по гладкому полу под звуки вальса, а сам он кланяется мужчинам в мундирах, иногда щелкая каблуками. Наваждение мелькнуло и сгинуло. Кир, все тот же старина Кир, чтоб его, висел на скале, и тело его трепал ветер.

Кир разинул рот, поймал языком десяток-другой снежинок и улыбнулся:

— Я просто хотел сказать, что блэкфайтер не средство, но способ.

— Дык, я в курсе, — пожал плечами Старлей, скрипнул бронежилет, доставшийся в наследство от покойного инсектоида.

— Да? — удивился Кир. — Что ж, ты мудрее, чем я думал. Не уверен, что это хорошо, но… Уже поздно что-либо менять. Удачи тебе, воин. Не посрами Землю-матушку!

— Так точно! — рявкнул Старлей, хотя на самом деле ему хотелось послать Кира подальше. Васька купил бы ему за любые миллионы путевку в то самое эротическое путешествие. Причем с билетом в один конец. Без права переписки и возврата.

Фонарь захлопнулся, нос задрался кверху, врубилась дополнительная силовая установка. Боевая гордость Земли, подгоняемая горячими струями, умчалась к звездам, пугливо мерцающим из-за облаков.

Война фигня, подумал Старлей. Главное — правильно обмыть победу.

Чтоб не было мучительно больно.

Поутру.

Ваське нравилось смотреть на звезды. Звезды напоминали ему родителей: вроде и рядом — протяни руку, коснись, а никак… Далеко настолько, что жизни не хватит дойти.

Что случилось с Виталием Кузьмичом, любимейшим отцом, и Марфой Игнатьевной, матерью, в которой Василий души не чает? Где они, как они, что с ними? Живы ли? Неизвестно. Старлей предпочитал думать, что родители избежали погрузки на Ковчег. В теплушках-отсеках мог оказаться кто угодно, но только не они. Гнусным кризоргам не сломить Виталия Кузьмича и Марфу Игнатьевну, не переработать в удобрение для ускоренного роста Стены! Быть такого не может! Если и погибли они в кутерьме войны, то приняв неравный бой, сражаясь до последнего патрона. Истекая кровь, были они, немолодые уже, примером для прочих бойцов, юных и совсем мальчишек, ибо дело их правое, дух крепок, смерть им не страшна.

Сколько ушастых тварей полегло от смущения при виде Марфы Несокрушимой, привычно жующей ириску «Золотой ключик», и гнева Виталия Победоносного, подносящего ко рту кружку пива?!

Старлей не моргая глядел на звезды. Он отчетливо представлял себе то сражение, достойное отдельного абзаца в учебнике истории. Застывшие в полете осколки, оторванные хвосты захватчиков, клубы порохового дыма, смешанного с чадом напалма. Разбомбленные окопы и блиндажи, колючая проволока, ржавая, в кусках гнилого мяса, эхо «газы-ы-ы-ы!!» и грохот автоматических гранатометов. И ревет, ползет огромный танк, собранный на конвейере земного завода, вминает выбеленные солнцем кости в глину, раскисшую от крови, или что там у тушканчегов вместо. Лязг траков, хруст позвонков, едва слышный мотив старинного хита «Крепче за баранку держись, шофер…»

Но — хватит мечтать. Скомандовав самому себе: «Равняйсь! Смирно!», Старлей приступил к очередному этапу операции по освобождению планеты от тушканчегов — и блэкфайтер опрокинулся, беспорядочно завертелся, падая к темнеющему внизу массиву, едва различимому сквозь толстый слой облаков.

Есть специальное сочетание клавиш, которое вызывает устойчивое пике. Старлей не преминул им воспользоваться. Боевая машина развернулась носом к поверхности планеты. Полдела есть, можно расслабиться, выпить стакан кефиру, два и пять процента жирности, литровая стеклянная бутылка, крышка из серебристой фольги… Жаль, кефира нет. На всей планете не отыскать и ста граммов. Заводы разрушены, от фабрик не осталось и следа. Коров тушканчеги уничтожали с особой, изысканной какой-то жестокостью.

Старлей сжимает кулаки.

Старлей поправляет гермошлем.

Стена хоть медленно, но приближалась. Василий растянул время до предела (дольше не мог, силенок не хватало) и теперь зевал, ожидая столкновения.

Есть надежное средство от скуки — вернуть хроносу нормальный человеческий ритм, но… Стремно как-то. Лучше сонно тереть веки, оттягивая момент столкновения. Увильнуть бы вообще от протянутой товарищами чаши, мол, не достоин, ошиблись, господа хорошие. Вы строите многоходовые стратегии, учитываете сотни факторов, обладаете могучими интеллектами и способны предвидеть грядущее. Шибко умные вы, сцуки, и хитрые. Нет вам доверия и быть не может. Короче, промашка у вас насчет Васьки Старлея. Васька вам еще покажет, где креветки зимуют!

За фонарем блэфайтера висело молочное (или кефирное?) марево.

Лоб Старлея вспотел под гермошлемом. Ведь нельзя увильнуть! Нельзя! Нажать на кнопку, чтоб катапультой вышвырнуло из кабины, чтоб, громко хлопнув, раскрылся купол парашюта и стропы врезались в тело — нельзя!

Потому как Родина.

Земля.

Если не Старлей, то кто?

Блиннорылый, он же ротмистр Чача? Медуза Горгонер? Или, может, Кир?

Ха! Не смешно. Кроме тебя, Васенька, некому. Ёшкин жук — вот боец знатный был — в кабине блэкфайтера не поместился бы, царство ему небесное. А Джентльмена и на выстрел гаубицы Старлей не подпустил бы к боевой машине, а то еще дернет от заслуженного правосудия в Аргентину или Сомали, где запишется в фашисты, что скрываются от израильских спецслужб, или возглавит банду пиратов на торпедных катерах.

Стена приближалась.

Неспешно прорисовывались жерла пусковых установок и трубы фабрик по производству кильки в томатном соусе и тушенки в маслянистых банках. Казармы тушканчегов стояли в отдалении от табачных складов, словно кризорги боялись никотина. То тут, то там пыхтели черным дымом мусоросжигательные заводы. Бетон и стекло, дюралевая сталь, позеленевшая от кислотных дождей медь, пластик всех раскрасок, кладка из красного кирпича и кладка из белого, черепица и бут, сугробы желтой монтажной пены и грибные поляны дюбелей для теплоизоляции. И джунгли свай и труб, опутанных лианами проводов, тросов и цепей. И среди всего этого безумия сновали тушканчеги, каким-то непостижимым образом умудряясь уворачиваться от стай беспорядочно дрейфующих гвоздей, заклепок и болтов.