Эгле отхлебнула от стакана. Мартин был прав: дела здесь неважные.

– А почему они тебя не запирают? – с подозрением спросила девчонка. – Или все-таки запирают? И тебя отсюда увезут в тюрьму?

– Нет. – Эгле перевела дыхание. – Я свободная ведьма, у меня есть гражданские права, я никого не убью. Наоборот, я могу исцелять…

– Врешь, – сказала девчонка.

– Честное слово, – Эгле вздохнула. – Я… таких ведьм раньше не было. Я первая.

Девчонка долго смотрела на нее, понемногу меняясь в лице, все сосредоточеннее сдвигая брови:

– А я могу быть второй?

– Не понимаю, – сказала Эгле, хотя все прекрасно в первую же секунду поняла.

– Ты можешь устроить для меня… обряд? – Девчонка мигнула. – Инициацию?

Ее лицо, только что тяжелое, волчье, мгновенно просветлело, сделалось детским, в глазах появилась надежда:

– Пожалуйста. Я прошу. Я хочу стать такой, как ты.

– Нет, – сказала Эгле, как могла спокойно. – Это очень плохая идея.

– Тебе жалко? – Глаза девчонки в один миг увлажнились. – Ты хочешь… быть одна… на свете свободной ведьмой? Ты просто не хочешь никому передавать… свой дар… да?!

Эгле чувствовала себя все неуютнее… Девчонка вдруг потянулась через стол и умоляюще взяла ее за руки:

– Спаси меня. Я все равно… пройду обряд, я слышу эту музыку в ушах, я…

– Музыку?!

Девчонка оценила ее реакцию. Подалась вперед, с надеждой заглянула в глаза:

– Там голоса поют. И… кажется, о чем-то спрашивают. Я почти расслышала, но брат меня схватил… не пустил… Они так нежно пели. Так… по-доброму. А потом пришел твой инквизитор… мне больно, когда он рядом. Мне просто очень больно.

И она улыбнулась, из затравленной злобной твари превратившись в обыкновенного несчастного ребенка.

* * *

Приватный телефон Клавдия знали, кроме близкого круга, всего несколько ведьм в городе Вижна, одна из них была продюсером документальных телепрограмм, человеком весьма влиятельным в своей области. Клавдий ответил на звонок и вежливо выслушал ее эмоциональное обращение.

– К сожалению, Ида, – отозвался, когда она выжидательно замолчала, – я все сказал, мне нечего добавить. Есть пресс-секретари, обращайтесь за свежей информацией.

– Речь не об информации, – сказала она очень тихо. – Речь о… волевом решении что-то изменить или удержать от изменений. Ваша отставка… скажется на всех. На всем. Все изменится, все уже меняется.

– Вы знаете, сколько мне лет? – Он ухмыльнулся в трубку. – Я вечный, по-вашему? Перемены неизбежны, а к лучшему или к худшему – зависит от точки зрения.

– Уже идут разговоры об увольнениях, – сказала она безнадежно. – О том, что ведьмы не должны… иметь доступ к журналистике, вообще к образованию, что все ведьмы порочны, исподволь насаждают свои пороки обществу, молодежи…

– Кликуши были всегда, их риторика никуда не девалась, решения об увольнениях принимают не они. Это вечное поле боя, вас всегда будут гнать, ваше дело – сопротивляться.

– Если завтра меня вышвырнут с работы, – тяжело проговорила его собеседница, – выселят из квартиры, запрут в спецприемнике… Как я буду сопротивляться?

– А откуда апокалиптические видения? – спросил Клавдий с подозрением. – Вы уже знаете, кто будет моим преемником? Я – нет.

– Кто бы ни был, – сказала ведьма убежденно, – он вынужден будет… отступить от ваших принципов. Все, что вы построили за эти годы, будет разрушено. Мы вернемся в темные века.

– Вы паникуете, – сказал Клавдий задумчиво. – Я не вижу оснований. Инквизиции тысячи лет, традиция незыблема, человеческая жизнь – мгновение… В нынешнем составе Совета есть прекрасные специалисты, и не живодеры при этом. Просто выждите несколько дней.

– Значит, вы не придете на круглый стол? – спросила она безнадежно.

– Нет, – сказал он со вздохом. – Я ушел из Инквизиции навсегда. И не стану топтаться в прихожей.

* * *

– Нет, мы не будем об этом говорить, – мягко повторил Мартин. – Мы имеем право друг на друга. Никаких больше ведьм.

– Но Март…

– Эгле, – сказал он твердо. – Эта проблема не решается одним разговором. Послушай, я так по тебе скучал. Возвращайся ко мне, пожалуйста.

Снаружи лил дождь. По ветровому стеклу текли потоки, смывались «дворниками», и казалось, что машина рыдает, торопливо смахивая слезы.

– Вот. – Мартин свернул на парковку под старой ресторанной вывеской. – Мне говорили, здесь очень приличная кухня. Не знаю, как ты, а я сегодня почти ничего не ел.

Они вошли в зал, где горел огонь в каминах и свисали с деревянного потолка связки сушеных трав. Посетителей было немного, девушка у стойки на входе привычно улыбнулась – и тут же изменилась в лице, впившись глазами в Мартина:

– Это вы?!

– Это не он, – невозмутимо отозвался Мартин, и девушка растерялась.

Через несколько секунд они сидели за столиком на двоих, в уютном месте у камина, и Эгле то и дело ловила взгляды, прилетавшие со всех сторон, адресованные Мартину и совершенно игнорировавшие его спутницу с сиреневыми волосами.

– Ни одного инквизитора в радиусе трех километров, – пробормотал Мартин. – Так у нас работают патрули.

– Ты сказал «никаких больше ведьм».

– Да, – он спохватился. – Для приличного места тут малолюдно в семь часов вечера.

– Это Ридна, здесь люди ужинают дома.

– А мы с тобой заведем новые порядки. – Он приветливо кивнул официантке, которая поставила перед ними свежевыпеченный хлеб и домашнее масло на фарфоровом блюде. – Будем ужинать вместе, каждый день в новом заведении… ну или в привычном, если найдем что-то по-настоящему классное, станем завсегдатаями, нас будет встречать шеф-повар… – Он подождал, пока официантка удалится. – А что ты думаешь о Томасе?

– А, – Эгле трудно было сосредоточиться. – Он… славный. Жаль, что ты выдернул хорошего человека из прекрасного климата в паршивый.

– Зато он теперь с нами, и не только он. – Мартин небрежно намазал маслом ломтик ржаного хлеба. – Я разогнал половину местной Инквизиции, – он откусил большой кусок от ломтя и, кажется, мгновенно проглотил, – и на освободившиеся места поставил своих людей. Пусть обиженные идут к Руфусу плакать и жаловаться… Так, мне надо взять себя в руки и не сожрать весь этот хлеб сразу, у нас еще меню впереди. Хочешь чего-нибудь выпить?

– Мы тут сидим, – сказала Эгле, – читаем меню. А девчонка давится кашей в тюрьме, хотя ничего плохого не сделала.

– Эгле. – Он отложил недоеденный ломоть. – Мы договорились.

– Нет, – она помотала головой. – Мы не договаривались… Представь: с тех пор как Лара осознала, что она ведьма, в тринадцать лет… ее жизнь, считай, закончилась. Все вокруг сразу догадались – это же Ридна, у них чутье на… таких. В школе затравили, в училище не приняли, родной отец запер в подвале. И вот она опять под замком, и что же – что с ней будет?!