Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подождите, вы хотите набрать крови и просто выплеснуть пару ведер в звезду портала? — спросила Джен. Комиссар кивнул. — Так не пойдет.
— Почему это?
— Важна не столько сама кровь, сколько страдания истекающей ею жертвы и ее смерть, — пояснил Лонгсдейл. — Ифрит бесплотен, поэтому вся магия, с ним связанная, строится не на самой крови или плоти, а на духе… душе.
— Значит, кто–то все равно должен умереть. Проклятие, — прошипел Бреннон, — вы не оставляете нам выбора.
Консультант поднялся. Ведьма подала ему пальто.
— Для вас приготовлена спальня, — сказал Лонгсдейл. — Я займусь Джейсоном Муром, а вам следует отдохнуть. Хотя бы несколько часов.
Комиссар, уже размышлявший о сомнительных прелестях диванчика в приемной, несколько взбодрился.
— Хорошо. Как только возьмете след — сразу меня будите. Кстати, — он замотался в шарф, — все не доходят руки спросить. Кеннеди считает, что ваша идентификация останков по крови невозможна.
— Почему? — удивился Лонгсдейл. — Берется кровь близких родственников, частица останков и по наследственной цепочке устанавливается родство. С магической точки зрения процедура довольно проста.
— Вы ручаетесь за результат?
— Более чем.
— Гм, — глубокомысленно отозвался Натан. Звучало разумно, хоть и дико. Как это все совмещается в голове Лонгсдейла и почему он не сходит с ума — для Бреннона до сих пор было загадкой. Ведь если вдуматься… нет, лучше не надо.
Они спустились в приемную. Комиссар сурово напомнил дежурному Джойсу о его долге и, внушив должный трепет, вышел на крыльцо следом за консультантом. Вид кафе напомнил Натану еще об одном вопросе.
— Послушайте, мне кое–кто сказал… точнее, спросил — почему ифрит так мало себя проявляет?
— Мало? — с усмешкой переспросила ведьма. — Чего ж вам мало? Трупов?
— Ну, если он настолько силен, то почему он не устраивает охоту каждую ночь? Что ему мешает выжечь сразу квартал?
Лонгсдейл вдруг напрягся и нахмурился.
— Не знаю, — тихо сказал он. — То есть я пытался объяснить себе его поведение, но на самом деле я не знаю.
— Он еще не в полной силе после выхода из портала, — предположила Джен.
— Это было давно, — возразил консультант. — В ночь на двадцать девятое декабря. А сейчас ночь на девятое января. Он уже давно должен был войти в силу.
— Так ведь не ест.
— Но ПОЧЕМУ он не ест? Что ему мешает?
— Несварение? — мрачно поинтересовался комиссар. — Сожрал кого–то, кто встал поперек горла?
Консультант рассеянно скользнул по нему взглядом. Высказать следующее предположение Натан не успел — пес вдруг глухо зарычал и вздыбил шерсть на загривке.
— В доме гость! — крикнула ведьма и ринулась вперед по улице. Пес огромными прыжками помчался за ней, обогнал, и вскоре послышался его злобный рев. Переглянувшись, Лонгсдейл и Бреннон кинулись следом; комиссар выхватил револьвер, в руке консультанта сверкнул зеленым трехгранник.
Ворота были приоткрыты, над ними горела настоящая иллюминация из сотен красных, багровых и пурпурных огоньков. Пес, фырча, уткнул нос в снег и крутился вокруг слабых следов; Джен, тяжело дыша сквозь зубы, сверлила взглядом дом. Воздух около нее раскалился, как в кузне. Комиссар опустился на колено рядом с отпечатками — это были изящные узкие следы дамских башмачков, такие неглубокие, словно оставившая их женщина питалась воздухом.
— Я не знаю, кто это! — прошипела ведьма. — Оно прячется!
Пес оскалил зубы. Бреннон оглянулся на консультанта — тот понемногу сбавлял шаг, пока наконец не остановился перед воротами. Клинок в его руке погас.
— Вы что, боитесь? — недоверчиво спросил Натан. — Это еще одна тварь из портала?
— Нет, — ответил консультант. — К порталу это никак не относится. Идемте.
Следы вели к крыльцу. На чуть приоткрытой двери ярко пульсировали красно–золотые знаки. Консультант вошел первым. В холле было темно, хоть глаз выколи, но из гостиной струился теплый мягкий свет. Пес засопел. Лонгсдейл вдруг замер на месте, как кролик перед удавом. Джен обогнула его и подкралась к дверям гостиной слева. Комиссар подобрался справа с револьвером наготове, хотя почему–то никакой опасности не ощущал. В ладони Джен вспыхнул огонек, и она бросила на Бреннона вопросительный взгляд. Натан кивнул, и они оба ворвались в гостиную.
— Вы?! — взвыл комиссар, с трудом затормозив на скользком полу; ведьма с криком отпрянула. Валентина ван Аллен улыбнулась и поднялась им навстречу из кресла. Свет от огня в камине окрасил румянцем ее бледное лицо; белокурые волосы вокруг него были пронизаны сиянием, будто нимб.
— Я — ваш лев рыкающий, — сказала вдова. Она вдруг засветилась изнутри, словно жемчужина, и перед Бренноном на миг, как солнечная вспышка, явилась прекрасная высокая женщина, окутанная бледно–золотым ореолом. Она ослепила его, и он попятился. У ведьмы вырвался гортанный полувскрик–полувсхлип, и она бросилась перед ней на колени. К горлу Натана подкатил комок. Джен, дрожа, поднесла к губам край ее юбки.
— Дитя, — нежно произнесла вдова и провела ладонью по ее волосам. — Такое юное и уже такое воинственное.
Теплый взгляд темнейших синих глаз обратился к Бреннону, но он чувствовал лишь полную опустошенность, да еще сердце отчаянно бухало в груди, едва не лопаясь.
«Почему? — бессильно подумал Натан. — Как же так, Валентина? За что?»
Как он мог не понять сразу, что она не человек! Как она могла обманывать так долго!
— Мне жаль, — тихо сказала она; ее глаза были глубокие и прозрачные, как горные озера.
— А то ж, — горько отозвался Натан.
Пес неслышно вошел в гостиную, вытянул морду, принюхиваясь, и с опаской приблизился к ней. Валентина протянула к нему руку, и Лапа осторожно понюхал ее пальцы. Из холла донесся громкий вздох Лонгсдейла. Пес сел у ног Валентины, просительно глядя на нее, а Натан наконец услышал шаги — консультант приближался так медленно, будто его тянули силой. Когда он переступил порог, то Валентина взглянула на него, гневно вскрикнула, а консультант с диким воплем закрыл лицо руками и шарахнулся прочь, во мрак холла.
* * *
Сейчас она выглядела как обычно, почти так же, как всегда, разве что казалась похудевшей и усталой, но теперь Натан не знал, стоит ли этому верить. Вдова сидела в кресле поближе к огню, он стоял поодаль, опираясь плечом об откос длинного, в пол, окна. От него тянуло отрезвляющим ночным холодом. Бреннон нуждался именно в этом — в отрезвлении и холодном рассудке. Потому что он даже не знал, о чем спросить ее сначала.
— Кто вы? — наконец решил он.
— Трудно сказать. Вы, люди, зовете нас агуане, пантегане, брегостене… Вы дали нам так много имен за тысячи лет…