Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я распахнул дверь, внутри шла битва. Стоял гул и рёв. Очаг был разворочен, царил полный погром, в центре зала хирдманы отбивались от варгов горящими палками. Крышу дома раздирал йотун.
— Маргрет! — крикнул я. — Где Маргрет?!
Она махнула мне рукой из-за плеча Сверри. Лейф был рядом с ней. Я успокоился и уверенным шагом двинулся к своему опрокинутому креслу, на котором оставил сумку со светом души матери, по пути разрубил двух кинувшихся на меня варгов.
Сияние озарило зал, когда я взял шар в руку и поднял над головой. Тёмные твари брызнули за пределы освещённого круга, и даже йотун перестал ломиться сквозь крышу.
Маргрет бросилась ко мне и обняла. Лейф тоже прижался. Рагги, Сверри и все, кто был в доме собрались вокруг меня с жутким страхом и отчаянием в глазах.
Я оглядел зал, и моё сердце сжалось. Долгий дом стоял в руинах, снежные вихри врывались в пролом крыши, на лице Маргрет были слёзы, и она дрожала от холода.
— Звери просто пришли из тьмы, их не остановили ни стены, ни костры на них, — сказал Сверри.
— Когда ураганный ветер загасил костры на стене, йотун разметал кострища, — рассказал Рагги, — а потом расшвырял запасы дров по округе.
— Одного йотуна Бальдр прикончил в кузнице, — ответил Свен.
Я оглядел людей: все дрожали от холода.
— Распалите очаг, — приказал я. — Жгите столы и скамьи, Хедвиг разрушен, мы уйдем отсюда.
Хирдманы разломали мебель и уложили в огонь — стало теплее.
— Собирай вещи, Маргрет, — сказал я, погладив её плечи. — Сверри, приготовь лошадей. Все, кто слаб, поедут верхом. Остальные — пешочком. Собирайтесь, утра ждать не будем, оно не настанет!
Пока люди собирались в дорогу, я нашёл кувшин с мёдом, налил в котелок и поднёс к огню.
— Вот так покинем наш дом?! Бросим его на разорение чудовищам?! — ко мне подошёл Рагги.
— Да, — сказал я, плеснув подогретый мёд себе в кубок и предложил Рагги сесть со мной.
— Ведь я рос здесь, — проговорил парень, наполняя себе кубок. — Я не хочу видеть, как тьма пожирает усадьбу и селится там, где похоронены мой отец и моя мать!
— У меня тоже сердце болит оставлять это место, — проговорил я, отпив мёда. — Я унаследовал Хедвиг от отца, здесь жил его младший брат ярл Эйк, погибший в походе, когда я был совсем малолетним. Он не оставил детей. Мне дорога память, но я хочу спасти людей. А усадьбу отстроим, когда победим тьму.
Лейф подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.
— Отстроим вместе, — сказал он.
Я накрыл ладонью руку Лейфа и строго поглядел на Рагги. Молодой хирдман почтительно кивнул, опустошил кубок и встал:
— Пойду собирать вещи в дорогу, конунг.
Скоро мы выдвинулись в путь. Я посадил Маргрет и Лейфа на коня и вручил жене в руки сияющий шар, который освещал наш путь, а сам, несмотря на усталость и жар, шагал пешком, держась за лошадиные поводья.
В лучах света души казалось, что ветер становился добрее, и холод не так сильно кусался. Мои хирдманы также отдали своих лошадей детям, женщинам и старикам. Мы шли много часов, усы и борода покрылись инеем от дыхания. Иногда я проваливался в сон, продолжая перебирать ногами, но звериный вой, доносившийся со вьюгой, возвращал меня в сознание. Я прислушивался к ветру, и мне казалось, что я слышу, как Хассер зовёт меня.
— Я знаю, где ты, Бальдр… — приносила пурга. — Я достану тебя и заберу меч…
Я проверил меч, он был вложен в ножны и висел под плащом.
— Что с тобой, Баль? — Маргрет поймала мой обеспокоенный взгляд.
Я поправил ей плащ и плотнее завернул в мех уснувшего у неё в объятиях сына.
— Ничего, Маргрет, — ответил я. — Вот думаю, как назову нашего второго сына, или дочку, если родится девочка.
— И как? — прошептала Маргрет, улыбнувшись мне.
— Сына я назвал бы Хёрдом, а дочь тебе самой дам право назвать, — довольно проговорил я. Я знал, ей было приятно это слышать. И про то, что я действительно примирился с братом, и про то, что уважаю её и даю право быть моей королевой.
Мы добрались до Скоугара, но и там рассвета не увидели. К усадьбе Ингольфа, как и к Хедвигу, тоже вышли тёмные твари, обступили стены и пытались перебраться через них, но свет души вовремя их отпугнул.
Мы немного отдохнули с дороги, поели, погрелись и вновь отправились в путь, в Тронхейм. Люди из Скоугара предпочли пойти со мной, нежели оставаться в осаждённой тьмой усадьбе.
* * *
Годи и Кетиль встретили меня у ворот Тронхейма.
— Ну ничего себе! — воскликнул Годи, склонив набок голову и принявшись рассматривать мой меч. — Неужели это Эйсир?! Ты сумел заново выковать себе меч! Слава богам!
— Да, Годи, не без помощи друзей, — кивнул я на Свена.
Годи широко улыбнулся и радостно обхватил меня за плечи. Кетиль с силой сжал моё запястье и приветливо кивнул. Приятно было оказаться дома, среди близких людей.
— Что случилось, откуда столько людей? — начал расспрашивать Кетиль.
— Тьма разорила усадьбы, время встречи с Хассером слишком близко, — сказал я. — Людям нужна защита, и я им её дам.
Арнвольф тоже вышел поприветствовать меня. Почтительно поклонившись, он подошёл к Маргрет и увёл её к отцу. Конунг Харальд по-прежнему не приходил в сознание, но моей матери удавалось поддерживать его жизнь.
Я вошёл в долгий дом в сопровождении Сверри и хирдманов. Йорунн посадила меня за главный стол, поставила блюдо с мясной похлёбкой и наполнила всем нам кубки.
— Спасибо, Йорунн, ты как всегда очень добра, — поблагодарил я.
— Ты бледен что-то, — потянулась она к моему лбу, — да у тебя жар!
— Да, — я нехотя отломил кусочек лепёшки, нужно было заставить себя поесть. — Снова рана гноится, мало хорошего…
— Я сделаю примочку с лекарством, перевяжу тебя… — засуетилась Йорунн.
— Не надо, — раздался властный голос Маргрет. — Я сама всё сделаю, отойди от него.
Маргрет прошла в зал из покоев отца и по-хозяйски села рядом со мной. В ревности она была страшна, как коршун.
— Йорунн моя подруга, будь добра с ней, — сказал я, ласково погладив Маргрет по колену, желая успокоить свою яростную фурию.
— Я твоя будущая жена и не хочу видеть, как ты милуешься с другими женщинами!
— Я же старуха, госпожа, — съязвила Йорунн, — что толку с меня. Ревновать совсем ни к чему.
Йорунн медленно отвернулась и прошла к очагу погреть холодные руки.
Я устало вздохнул и откинулся к спинке кресла. Кто бы что ни говорил, но мне было приятно слышать, как женщины из-за меня спорят. Тут пришла мать и прервала мои неблагочестивые мысли.