Я снова глянул на Катарину, и когда она начала осторожно оборачиваться, поступил так же. Странно, ведь у девушки очень сильное чутьё, а тут подобрались вплотную, и не заметила.

Говорившая оказалась очень крупной женщиной, одетой в тщательно отполированную кирасу и серый гамбезон под ней, с кольчужными полами до колен. На голове у неё был простой шлем, больше похожий на железную чашу для супа, и стёганый капюшон. В правой руке женщина держала двуручный фламберг, а в левой — двуручный же люцернский молот, для чего требовалась недюжинная сила. Её грубое лицо с тяжёлой челюстью покрывали шрамы.

— Беатрис, — вдруг произнесла Катарина, продолжая настороженно глядеть на женщину. — Послушай. Уходи.

— А ты изменилась, — протянула женщина, пропустив мимо ушей слово «уходи», да и храмовница, которая явно была знакома с пришедшей, выглядела скорее растерянной, чем испуганной.

Тем временем из ближайших зарослей к нам быстро приближалась вооружённые копьями, топорами и луками женщины, чья социальная принадлежность не вызывала сомнений. Большинство из них либо вовсе не имело доспехов, ограничиваясь толстыми жилетками и длинными плащами с глубокими капюшонами, либо носили простенькие кирасы, подшитые железными пластинками куртки или войлочные гамбезоны. Зато у всех имелись простенькие шлемы, прикрывающие макушки от удара. Так и хотелось обозвать эту банду тарелкоголовыми.

— Беатрис, — повторилась Катарина, сжимая и разжимая руку на топорике.

— Все думали, ты повесишься, — продолжала монолог разбойница. Причём говорила она правильно, академически, совсем как Катарина. — А ты в крестьянки подалась, мужа себе нашла. Чем торгуешь? Мясом? Зерном?

— Мёдом, — упавшим голосом ответила ей Катарина, а потом добавила: — Дай нам уйти.

— С какой стати?! — повысила голос разбойница. — Из-за того, чтобы мы вместе учились?! Это все глупости! Мы никогда не были подругами, а когда меня выгнали, то и подавно.

— Отпусти.

— Не-е-е! — зловеще протянула Беатрис. — Я как-то встретила Лидию. Помнишь её? Мне всегда было любопытно, как вы, самые слабые в нашем школярстве, смогли завести семьи. Лидия не нашла, что ответить. Я вскрыла ей брюхо, думала, найду ответ внутри. Но вы такое же мясо, как и я. Так почему же? Не знаешь?

Разбойница перевела взгляд на меня.

— Красавчик, глазки, как льдинки, да ещё и сельский колдунишка, — скривившись, произнесла она. — Я их убиваю ещё до близости. Не всех, а кто нравится. Стоит разомлеть, как зверь просыпается. И почему жизнь так несправедлива? Знаешь, я возьму твоего муженька, попробую пожить с ним. Вдруг он особенный? Вдруг получится?

— Он мой! Не отдам! — прорычала Катарина.

Девушка как-то странно встала боком, вогнула грудь и приподняла плечи. А ещё привстала на цыпочки. Я сперва не понял, а потом меня осенило: она ведёт себя, как кошка, которая выгибает спину перед другой кошкой. Казалось, вот-вот начнёт шипеть и рычать.

— Я сильнее тебя, ты же помнишь? Ты всегда проигрывала мне в схватках.

— Не отдам!

— Брось! — усмехнулась разбойница. — Ты же знаешь, мужику не важно, на ком дёргаться, главное — чтобы ноги раздвинули. Он быстро привыкнет. Но если ты не хочешь расставаться, я отдам ему твою голову, пусть носит на руках.

— А моего мнения никто спрашивать не будет? — тихо спросил я, повернувшись боком и сунув руку за пазуху.

— Дерзкий мужичок! — усмехнулась разбойница, медленно описав круг острием фламберга. — Нужно будет высечь, чтоб знал своё место.

— И всё же я скажу, — произнёс я, нащупывая искомое. И говорил я не для Беатрис, а для Катарины, ибо допекло уже. Нужно поставить жирную точку в наших семейных разборках. — Ты привыкла, что мужчина — это бесправная тряпка, которой можно вытереть пол, можно вытереть ноги, можно даже заботливо подштопать, постирать и бросить на кровать. Можно обшить тряпочку золотом, накинуть на плечи, как красивый плащик, а когда надоест, выбросить без сожаления.

— Можно ещё язык вырезать! — засмеялась разбойница.

А Катарина скалилась и переводила взгляд то на меня, то на свою бывшую одноклассницу.

Я же продолжил:

— Ведь так принято, так заведено под светом Небесной Пары. А если мужичок не хочет, его либо силой поставить на место, либо строить иллюзии, что он сам мечтает быть красивой тряпкой.

Я говорил, а разбойницы не спешили нас захватывать в плен. Главарка не торопилась, и они не суетились. Куда убежит селянка с мужем? Да никуда!

Беатрис надменно оценивала меня взглядом, мол, поговори, но потом вобью зубы в глотку, и будешь ползать, умоляя о пощаде.

— Юрий, — тихо прорычала Катарина, — может, не сейчас будешь устраивать истерику?

— Именно сейчас, — спокойно ответил я и продолжил: — Ты стремишься к неписаному идеалу, забывая, что у другого тоже есть мнение и воля. И то, что я не сказал тебе «нет», так это только потому, что люблю и не хочу обижать.

Катарина застыла и закусила губу.

— Довольно исповедей перед смертью! Позабавились, и ладно! — прокричала разбойница. — Девочки, хватайте телегу, я эту дуру сама порешу!

Я замолчал и зло поглядел на Беатрис. До неё было всего пять метров. Этого хватит.

Пистолет скрытого ношения, о котором заносчивая и самоуверенная разбойница даже не догадывалась, из-за неудачного хвата больно ударил затвором по руке и содрал на ней кожу до крови. Горячая гильза попала под рубаху, подарив ещё одно неприятное мгновение. Пуля прорвала ткань жилетки и попала Беатрис в лицо, сделав аккуратное отверстие чуть правее переносицы и расплескав левый глаз. Главарка мешком упала на траву и задёргалась в судорогах, как подстреленный на охоте кабан.

А потом земля за спинами дальних разбойниц внезапно взорвалась, разбрасывая комья и поднимая пыль. Только одна из женщин, что была ближе всего к взрыву, упала замертво. А три лучницы заорали от боли, хватаясь за возникшие раны. Меня тоже что-то царапнуло по ноге и плечу.

— Только я не рождён под светом Небесной Пары! — решил я пафосно закончить речь, старясь перекричать раненых и звон в ушах от взрыва, и поглядел в сторону. На холме, примерно в полукилометре метрах от нас, виднелся контур сорокопятки, вокруг которой суетились пушкарки. А ещё показалось пять боевых колесниц. Они неслись в нашу сторону, поднимая пыль. Даже без бинокля я смог опознать в одной из колесничих Клэр, которая подгоняла поджарого бычка вперёд криками и взмахами хлыста.

Не знаю, услышала меня Катарина или нет. Храмовница сорвалась с места, на бегу подхватила выпавший из рук Беатрис фламберг и налетела на разбойниц. Те и так пришли в замешательство, а порой и в откровенную панику от неожиданного взрыва, и никак не ожидали такого поворота событий. Волнистый меч со свистом рассекал воздух, с чавканьем отрубал головы и конечности, целыми веерами разбрызгивал кровь. Испуганно замычал бычок, и мне пришлось подбежать и схватить его за кольцо в носу, чтоб не убежал вместе с телегой. Он хоть и дёргался, но подчинился.