— И что я, по-твоему, скажу мужу? Что он хоть он и рогоносец, но это повышает благосостояние семьи не хуже его оптовой торговли?

Не нужны были черноволосой горожанке от ее мужчин ни подарки, ни деньги, и, в сущности, этой блуднице должно было быть абсолютно все равно, кем является ее любовник, если пригож, да ночами хорош. Но Анна отличалась очень своеобразным честолюбием и, кружа головы всем, готова была допустить до себя только дворянина или представителя купеческой элиты. В первый раз, когда Тимофей пришел к ней домой, Анна играла с ним, как кошка с мышкой; вела себя весьма фривольно, но завалить себя на постель не давала, допытывалась, что он из себя представляет. Тимофей долго и вдохновенно сочинял, что он — богатейший купец Пскова, что приехал с небольшим — всего из нескольких телег обозом лишь потому, что разумен и, образно говоря, никогда не кладет все яйца в одну корзину. Долго расписывал он свое богатство, горько сожалея о том, что не может сказать о главном. О том, что знают его имя не только в Пскове, но и в Посольском приказе в Москве, что в переписке он с самим Государем всея Руси. Знал, что никогда не скажет об этом в Нарве, но как тяжело было молчать! Обуреваемый страстным желанием, купец работал языком, расписывая свое богатство и влияние, пока Анна с очаровательной улыбкой не произнесла:

— А еще у тебя в Пскове есть трехэтажный каменный дом, персидский жеребец, и два бочонка с золотом, зарытых в саду.

Уловив иронию в ее голосе, Тимофей сконфуженно замолчал. Впервые в жизни потерпел он неудачу, добиваясь женщины. И в тот момент, когда собрался было встать и уйти, чтобы не видеть ее, рядом — желанную и недоступную, — гордая Анна вдруг проворно скинула с себя платье, под которым ничего не было. Не успел Тимофей и глазом моргнуть, как купеческая жена уже стояла перед ним при свете дня полностью обнаженная, позволяя иноземцу любоваться своим совершенным телом. Дав ошеломленному Тимофею наглядеться на себя, сказала с легкой насмешкой в голосе:

— Понравилось мне то, что никто еще так старательно не врал, чтобы меня добиться. Значит, сильно тебе желанна. Утром, на молитве, поблагодаришь Господа за то, что допустила я тебя до себя. Ну, не стой же столбом, приступай к тому, за чем пришел!

И началась тогда упоительная ночь…

Быть может, и узнала бы в то утро Анна Тимофея и выдала бы его удивленным вопросом, для чего это он нарядился в немецкое платье? Однако человек в простой одежде приказчика был ей настолько неинтересен, что Анна смотрела на Тимофея, но не обращала внимания на то, кто перед ней. Равнодушно повернула она голову и, слегка покачивая бедрами, пошла по улице — притягательная, но кроме мужа, ни для кого из нарвских мужчин недоступная. Понимала прекрасно, что если заведет любовника в родном городе, то дальше всё пойдет по поговорке: шила в мешке не утаишь. И предпочитала быть для земляков первой красавицей — гордой, греховно желанной и неприступной, а сладость любовную от других мужчин в строжайшей тайне получать.

Уже потом, обдумав в спокойной обстановке происшедшее, Тимофей понял, что всю жизнь будет гадать: то ли Анна в упор не узнала его (а так, скорее всего, и было), то ли она столь великая актриса, что ни намеком, ни взглядом не выдала своего удивления, чтобы не показать свое знакомство с любовником.

В то утро появление любовницы у городских ворот настолько выбило Тимофея Выходца из колеи, что он даже бдительность подрастерял. И вздрогнул от неожиданности, когда кто-то сзади хлопнул его по плечу, пока Тимофей вместе с Эрихом смотрел вслед уходившей Анне. Нервное напряжение дало себя знать, разведчик, еще не обернувшись, резким движением сбросил руку.

— Карл, что с тобой? — прозвучал вопрос. — Почему ты стал таким нервным, неужели дорога из Вендена в военное время оказалась столь тяжелой?

Городской стражник слышал, как член нарвского магистрата Арманд Скров недовольно выговаривал иногороднему приказчику:

— Я заждался твоего приезда, мои деньги лежат мертвым грузом, вместо того, чтобы приносить прибыль. Что ты стоишь под дождем, пойдем поскорее, обговорим наши дела. Иди за мной!

Через пару минут, когда они вошли в богатый дом ратмана — и остались наедине, Скров тихонько сказал с легкой иронией:

— Надеюсь, я не очень раскомандовался… господин приказчик?

— Я только купец, а вы — член городского магистрата. Так что были в своем праве, — польстил собеседнику Тимофей.

Мужчины прошли в гостиную, где их уже ждал офицер, о котором говорил Выходцу князь Буйносов-Ростовский. Тепло, словно старому знакомому, улыбнулся русскому разведчику Конрад Буссов.

Арманд Скров отдал приказание служанке-эстонке, по-хозяйски похлопав на людях свою прислужницу и любовницу по упругой заднице. Казалось, что немолодому ратману доставляло удовольствие показывать знакомым, что эта юная еще девушка принадлежит ему.

Когда эстонка накрывала на стол, Тимофей не мог сообразить, что это за трапеза — то ли слишком поздний завтрак, то ли слишком ранний обед. Но в любом случае, стол у Арманда Скрова, как всегда, был хорош: отменный луковый клопс из свинины, говяжьи языки холодного копчения, фаршированная щука, зелень, заморские фрукты — апельсины и ананас, легкое, не кружащее голову, пиво.

Только начав есть, Тимофей сообразил, что насыщается он один, а его собеседники уже позавтракали и деликатно ждут, когда гость с русского берега Наровы утолит голод и согреется. Сказал вежливо:

— Может быть, я пока доем, а вы изложите суть дела, господин офицер. Государь всея Руси встревожен вашим сообщением о том, что вы хотели бы вернуться на Родину? Не обидели ли вас чем? Или ваши услуги плохо оплачиваются?

Задав вопрос, Тимофей спокойно отправил в рот большой кусок говяжьего языка. А Конрад Буссов со вздохом пояснил:

— Что вы! Я понимаю, в Московии меня уважают, ваш государь весьма щедр ко мне.

Тимофей сосредоточенно ел луковый клопс. Видя, что рот собеседника занят, Конрад Буссов продолжил:

— Вы хотите знать, почему я стал думать об отъезде домой? Наше с вами дело затянулось, обстоятельства складываются против нас, а тайну невозможно хранить вечно. Поймите меня, я говорю всё, как есть. Быть может, если бы я родился русским, я готов был бы с легкостью отдать свою жизнь, рискуя, ради присоединения Ливонии к России. Кстати, я никогда не стал бы поддерживать дело королевича Густава, если бы не видел, что оно выгодно для моих соотечественников-немцев из ливонских городов. Но я всего лишь наемник, служащий царю за деньги. И не скрою, нынче готов разорвать этот контракт. Ведь если я не уеду из Ливонии, то, возможно, вскоре мне придется бежать отсюда. И неизвестно, окажется ли бегство удачным. Я оказался тайным врагом и шведов и поляков, ведущих войну друг с другом. И те и другие могут повесить меня. Я — простой офицер, без поместий и больших средств, не знаю, наймет ли меня кто-либо в родной Германии. Но я ответственен перед своей семьей. Вокруг — польские и шведские земли. Куда мне бежать в случае опасности?

— На Русь, — лаконично произнес Тимофей и деловито занялся куском фаршированной щуки.