Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но когда русская армия пришла в деревню Ауер, к Салтыкову с большой и пышной свитой прибыл австрийский генерал, только что воспользовавшийся мостом.
— Генерал Гаддик? — высказал догадку Салтыков, протягивая союзнику руку для пожатия.
— Отнюдь, ваше превосходительство, — улыбнулся австриец. — Генерал, но… Лаудон. Ваш покорный слуга. Разве не ждали?
— Но Гаддик тоже писал, просил мост построить, — несколько смешался граф.
— Мост вполне пригодился моей свите, ваше сиятельство. А что касается Гаддика, то он повернул назад на соединение с графом Дауном.
— Зачем же тогда просил мост у меня?
— Он действительно хотел перейти сюда на вашу сторону, чтоб вместе идти на Франкфурт и далее на Берлин. Но Фридрих неожиданно повернул на Дауна, видимо, решив, что с нашим уходом он ослаблен. Пришлось и Гаддику поворачивать назад и спешить к Дауну на помощь.
— Понятно, — вздохнул Салтыков. — Это извиняет его поступок.
— И еще, ваше сиятельство, граф Даун поручил мне просить у вас помощи.
— У меня? — удивился Салтыков.
— Тысяч двадцать-тридцать пехоты, чтобы наконец прикончить этого неугомонного Фридриха.
— Странно, генерал, очень странно. Вы обещали мне помощь, которую я так и не получил. Теперь зовете меня на выручку.
— Но вы только что одержали блестящую победу под Пальцигом, почему бы вам не продолжить это победное шествие, граф?
— У меня четыре тысячи раненых, их лечить надо. А на марше какое лечение? И потом, без особого указу моего правительства я не могу исполнить вашего требования. В операционном плане об этом ни слова, там предписывается обеим императорским армиям соединиться на Одере и, соединившись, наступать на неприятеля. Вот это я и исполняю. Я привел на Одер армию, а вы лишь свиту. Так что дело за вами, генерал.
— Но тогда скажите мне, где я должен получить провиант и фураж?
— Дорогой мой союзничек, у меня самого провианту недостаточно. Я ничем не могу помочь вам, приятель, ничем.
— Тогда оставьте мне в добычу Франкфурт, я возьму с него контрибуцию, и это несколько облегчит мне содержание корпуса.
— Ну если вы возьмете город первым, — раздумчиво молвил Салтыков, — тогда другое дело.
Он уже знал: Франкфурт только что занят генералом Вильбуа, но отчего-то не захотел огорчать союзника этой новостью. Но тот обрадовался мысли русского генерала:
— Все. Договорились. Кто первым берет Франкфурт, того и контрибуция.
— Договорились, — усмехнулся Салтыков.
— Смотрите, генерал, держите слово.
— Держу, уже держу, — едва сдерживая смех, отвечал Петр Семенович. — Слово солдата.
По отъезде австрийца со свитой Салтыков попенял денщику:
— Что ж ты, Прошка, меня перед союзниками роняешь?
— Как так, ваше сиятельство?
— Как? Как? Сапоги мои не вычистил. Видел, какой австрийский генерал, в сапоги глядеться можно. А мои?
— Я ж с вечера почистил, Петр Семенович. А вы с утра по обозам пошли, запылили.
— Ну ежели так, то моя вина, — согласился Салтыков. — А по обозу как не пойти? Раненым индо слово дороже лекарства. А мне сказали, что в первом гренадерском у раненого под повязкой черви образовались. Ходил лекарю внушение делать.
Во Франкфурт русская армия входила по двум мостам. Истомленные жарой, лошади и быки едва волочили повозки. Пропыленные загорелые солдаты шагали по улицам, поглядывая на обывателей, толпившихся по обочинам, на балконах, глазевших через окна. С балконов и из окон свешивались белые полотенца — знак покорности и миролюбия.
Главнокомандующий Салтыков въехал в город в карете, высланной ему накануне от магистрата. В нее была запряжена шестерка белых коней с высокими султанами над головами.
Карета остановилась у широких ступеней крыльца, наверху которого стоял генерал Вильбуа и, улыбаясь, поджидал главнокомандующего, вылезавшего из кареты.
И едва Салтыков взошел на крыльцо, Вильбуа заговорил почти торжественно:
— Ваше сиятельство, при моем вступлении горожане вручили мне ключ от города в знак покорности и признания нашей власти здесь. Я передаю этот ключ вам, как своему начальнику.
— Спасибо, голубчик, — отвечал граф, забирая позолоченный ключ. — Я ныне ж отправлю его с курьером государыне. Пожалуйста, велите выставить на всех воротах наши караулы и на все дороги выслать наши дозоры, дабы уберечься от внезапных визитеров, весьма нежелательных. Мобилизуйте всех городских лекарей лечить наших солдат. И контрибуцию на город.
— Я уже взял с них, Петр Семенович. Миллион талеров.
— Ну и молодец, что управился. А то на нее уже союзнички зарятся.
— А при чем они? Мы первые вошли.
— Вот именно. Пожди, еще явятся.
Главнокомандующий не ошибся, уже на следующий день в город явился возмущенный австрийский полковник:
— Это безобразие, ваши солдаты не хотят пускать нас в город.
— Они исполняют приказ, полковник, — отвечал Салтыков. — Нас и так здесь слишком много, я и своей кавалерии и обозам велел стать за городом и даже на той стороне Одера в пойме. В такую жару это даже лучше.
— Я прислан к вам генералом Лаудоном, ваше превосходительство.
— Я догадался, полковник.
— Вы взяли контрибуцию с города?
— Совершенно верно. Как это и положено.
— А ведь, если по закону, она должна делиться поровну, ваше сиятельство.
— Что-то я не читал такого закона.
— Ну, по справедливости если.
— По справедливости у нас была договоренность с генералом Лаудоном, кто первый возьмет город, того и будет контрибуция.
— Но уже к тому времени ваш корпус подходил к городу, когда между вами происходила эта договоренность.
— Дорогой полковник, эти условия поставил сам Лаудон, не я. Я всего лишь дал согласие на это.
— Но ведь вы могли сказать, что ваши полки уже на подходе к Франкфурту?
— Полковник, вы же военный человек. Какой же генерал скажет постороннему, хотя бы и союзнику, где сейчас его полки находятся? Сие есть военная тайна. Не всякому и своему офицеру знать положено. Я же не спрашивал Лаудона, где его полки.
— Тогда позвольте хоть нашим офицерам свободно проезжать в город для разных закупок.
— Это можно.
— И, пожалуйста, для корпуса на три дня надо девяносто тысяч рационов.
— Дорогой полковник, для этого вам необходимо все требования и расчеты изложить на бумаге с подписью генерала Лаудона. И обратиться к моему провиантмейстеру. Разумеется, мы поможем.