Час спустя он сидел за рулем машины, припаркованной на пустой стоянке напротив «Монгольского Гриля», по диагонали от «Европейского массажного салона», и осматривался. Он думал об опасениях Ди насчет камер видеонаблюдения, о словах Жаклин и намерении Блэкстоуна «самому разобраться». Что бы это значило? Что знал этот человек? Что он видел? Возможно, с мощной оптикой Шанс разглядит то, что в потемках упустил невооруженный глаз Ди. Даже если поиск не даст особых результатов, с него можно начать, и вариантов получше нет, если не считать приема пациентов, заполнения отчетов, подготовки к суду по делу об имуществе и финансах дока Билли, встреч с адвокатами для обсуждения бракоразводного процесса или просиживания штанов с налоговиком по поводу задолженностей Шанса. Все эти занятия были какими-то чересчур малоподвижными. А еще пришло время подумать над тайной Большого Ди и обо всей остальной фигне, которая с Шансом происходила, о Джейн, и Жаклин, и Джекки, обо всем, что он прочел в рапортах Блэкстоуна. Но именно сейчас ему хотелось прочистить мозги из-за информационной и эмоциональной перегрузки, и малоподвижность просто ужасала. Движение – вот что ему требовалось, участие в чем-то, что целиком поглотит его внимание, отвлечет по полной программе. Жаль, нельзя было узнать, что обо всем этом думает Жаклин.

Он понятия не имел, что о нем сейчас думает Люси. Они не разговаривали несколько дней. А еще звонила Карла. С Николь не все было благополучно. Она снова прогуляла школу, а потом, несмотря на категорические запреты Карлы, провела все выходные с новым парнем, с которым Шансу еще предстояло встретиться где-нибудь в районе Вест-Марин. Во всяком случае, так предполагалось.

О проступках дочери Шанс неизменно узнавал постфактум, иногда – сильно постфактум, Карла звонила то поздно вечером, то рано утром, очевидно, когда ее вдруг накрывала особенно сильная тревога, и она внезапно решала, что Шанс должен немедленно что-то предпринять, но не предлагала ничего конкретного, а все его советы отвергала. Казалось, только в таких разговорах и заключается его нынешнее участие в жизни дочери.

Раньше Николь проводила с ним куда больше времени. Сейчас, конечно, им не стоило часто общаться, но ведь все изменится. Шанс найдет жилье в Беркли, возможно, дом, где у нее будет своя комната. Он зашел так далеко, что вообразил, как купит какую-нибудь небольшую зверушку. Постарается устроить дочь в местную школу. Вполне реальный вариант. В его силах все устроить, но пока что Шанс сидел тут с дорогим биноклем, выискивая скрытые камеры видеонаблюдения в оклендских глубинах. Он как раз настраивал оптику, когда позвонила Карла.

– Где ты был? – спросила она со злобой в голосе.

Шанс не ответил. Неважно, женаты они или в разводе, она все равно старую песню поет.

– Почему ты не на работе?

– Был занят.

– Целых два дня?

Шанс навел резкость, австрийская оптика превратила оштукатуренные стены ветхого здания в подобие лунного пейзажа с трещинами, расщелинами и кратерами.

– Послушай, – сказал он, – ясно же, что она должна перестать встречаться с этим парнем. – Он начал высматривать, нет ли камер под карнизами.

– Флаг тебе в руки.

– Карла…

– Я не собираюсь ходить повсюду приковав ее к своей ноге.

– В жизни есть два вида боли, – сказал ей Шанс. – Боль дисциплины и боль раскаяния.

Он цитировал Большого Ди, но только наполовину, окончательно потерявшись в размышлениях о тайне человеческого сердца. Почему Блэкстоун сохранил только эти рапорты, ведь в деле явно было что-то еще? Возможно, существовали другие файлы на других компьютерах – там, где до них будет легко добраться, если придет нужда.

– Ты должен с ней поговорить, – сказала Карла.

– Я уже сделал это, но ты права, я поговорю еще раз. А пока нужно, чтобы ты держала ее поближе к себе.

– Ты хоть слышал, что я тебе сейчас сказала?

– Я услышал, что у тебя есть любовник, и тебе неохота себя обременять, вот и все. – Пожалуй, низко было так говорить, к тому же это была правда лишь наполовину.

– Ну ты и козел.

– Кто-то должен за все заплатить, – сказал Шанс.

– Ясно. И ты сейчас пытаешься заставить заплатить меня, да?

Шанс, конечно, ничего не сказал. Он думал о том, каково это – быть козлом, и искал камеры, но его долгого молчания оказалось достаточно, чтобы нажать на еще одну из многочисленных кнопок Карлы:

– Ты же не хочешь повесить трубку, – сказала она, очевидно убежденная, что он уже это сделал. – Даже не думай об этом.

Шанс вздохнул достаточно громко, чтобы она услышала. Он собирался рассказать о своих планах обзавестись жильем к востоку от моста. Уже хотел спеть дифирамбы общеобразовательным учебным заведениям Беркли, близости к кампусу Калифорнийского университета, лекционным залам, концертам под деревьями, но не сделал этого; слова превратились в пепел прямо во рту. Он сидел в машине не более получаса, но прямо сейчас заметил женщину с короткими темными волосами, удивительно похожую на Жаклин Блэкстоун, – та выходила из массажного салона в компании человека, который, согласно его представлениям, выглядел как настоящий клиент проститутки, и из воздуха будто сразу исчез почти весь кислород.

– Поговорим позже, – сказал Шанс и нажал клавишу отбоя.

Загадочная женщина шла к нему спиной. Но все равно что-то в изгибе бедра, в том, как она несла себя, опираясь на руку идущего рядом мужчины, выдало ее прежде, чем Шанс разглядел профиль с высокой линией скул. Его не сбили даже темные короткие волосы. В ушах Шанса барабанным боем отдавался стук сердца. Из проехавшего мимо автомобиля плеснуло музыкой, трущобы завибрировали от ее басов. Женщина усадила своего кавалера в какой-то дорогой кроваво-красный спортивный автомобиль, припаркованный в дальнем конце стоянки перед винным магазином, проводила его взглядом и двинулась обратно к салону.

Шанс пошел ей навстречу (а что еще ему оставалось?) по потрескавшемуся, усыпанному мусором асфальту; солнце казалось невероятно ярким среди мертвого неона и оштукатуренных стен, жалкие витрины магазинчиков в цветах мексиканского флага прятались под плоскими битумными крышами, над ними боролись с жарой кондиционеры, каждый размером с небольшой иностранный автомобильчик, и все здесь пропахло выхлопными газами, мусором и специями из духовок «Монгольского гриля», которые работали безостановочно, независимо от времени суток.

Он подошел к ней с неожиданной стороны, уверенный, что она еще не видит его. Она обернулась, только когда он окликнул ее по имени и встал на пути, ее рот раскрылся, на лице отразился весь спектр эмоций, вернее, намеков на возможность таковых, и все это за время одного вдоха.

– О боже мой, – были ее первые слова, а потом снова, с еще большим чувством: – О… боже… мой, – словно в ее сознании забрезжила некая доселе невообразимая истина. В этот миг пал занавес, и она отвернулась, словно между ними ничего не произошло. В сумеречном королевстве диссоциативного расстройства личности такие представления попадались нечасто. Ее волосы были выкрашены в иссиня-черный, обрезаны так коротко, что отдавали андрогинностью, и зачесаны налево. Одежду Жаклин Шанс принял за форму ученицы женской католической школы.