Милдред вскочила на подоконник и пробралась в дом через приоткрытое окно.

– Дробилки для перца нет, – заметил Бруно, пока кошка обозревала рабочую поверхность кухонного стола.

Милдред сунула камеру прямо в миску с мыльной водой. Затем понюхала базилик, росший на подоконнике, и чихнула.

– Не задерживайся! – умолял Бруно кошку, когда он и его родители заметили ее интерес к открытой пачке итальянских хлебных палочек.

Милдред вытащила одну из них; палочка покатилась по рабочей поверхности и упала на пол. Кошка спрыгнула за палочкой, и зрители увидели тело Поппи. Женщина лежала на спине, пижамная куртка была распахнута на груди, демонстрируя обнаженное тело. Любопытная Милдред обнюхала растекшуюся лужу крови. На какое-то ужасное мгновение члены семьи Глью подумали, что кошка начнет лакать кровь.

– Не могу на это смотреть, – сказал Бруно, но не отвернулся.

Милдред обошла тело кругом. Ее когда-то белые лапки окрасились кровью. Члены семьи Глью поморщились, когда кошка попыталась вылизать левую лапу.

Микрофон зафиксировал звук шагов, и, хотя Милдред не подняла голову, лужа крови потускнела. На записи появилась тень. Кошка приблизилась к человеку, который отбрасывал тень. И тут камера показала то, что видела кошка: в дверном проеме балансировала фигура Терри Раттера; мужчина стоял, шатаясь и опираясь на стену.

Он простоял так меньше минуты, потом обернулся, взял фотографии в рамочках и неуклюже поплелся в гостиную.

– Опиши, что ты видишь, – попросил Джим сына, останавливая, а затем отматывая запись назад, пока Терри снова не оказался в дверном проеме.

– Он жутко пьян, – ответил Бруно.

– Давай дальше! У тебя получится лучше, чем у меня!

– Я не знаю, смотрит ли он на тело жены. Не знаю, видна ли она ему с того места, где он находится.

– Утром, когда я разбудил Терри, – сказал Джим, – он делал вид, будто ничего не знает о смерти Поппи. Он разыграл ужасное похмелье.

– И тем не менее вот он – стоит на пороге! – сказала Хелен.

– Вот именно, – поддакнул Бруно.

– Вот именно! – повторил Джим. – Но видел ли он ее?

– Алкоголь может привести к потере памяти, – сказал Бруно.

– Никакое количество алкоголя не может заставить человека забыть такое! – возразил Джим.

Он снова включил воспроизведение. Терри пошел по коридору, и зрители уловили какую-то фразу, но она была произнесена слишком тихо, чтобы можно было ее разобрать. Джим настроил громкость ноутбука на максимум. И тут послышалось рычание Терри: «Она это заслужила, черт ее дери!»

– Вот, он попался! – воскликнул Бруно безо всякого восторга.

Он тут же представил момент, когда эту новость сообщат Дину.

– Да, попался, – грустно подтвердил Джим.

Таймер показывал час сорок два; Милдред вышла из кухни Раттеров и направилась во двор. При свете луны Бруно увидел зрелище, которое вряд ли сможет забыть: в саду Раттеров его кошка вылизывала лапки, испачканные человеческой кровью.

Вскоре Милдред вернулась в любимые кусты в саду у дома Глью. Джим ускорил запись; прошло два-три часа, и стало ясно, что полуночная прогулка его питомицы подошла к концу.

Несколько минут семья сидела молча; каждый обдумывал последствия того, что сейчас увидел. Наконец Джим открыл электронную почту. Затем присоединил файл, который Бруно помог ему уменьшить, и отослал компрометирующую запись инспектору Скиннер.

– Ты можешь дать мне свой телефон? – спросил Джим у жены. – Это будет последний звонок, который я совершу в качестве частного детектива.

Связь установилась. Вдруг за дверью раздалась телефонная трель. В палату вошла инспектор Скиннер, а у нее в сумочке звонил телефон.

– Терри Раттер готов давать показания! – сообщила она после краткого обмена любезностями.

– Хорошо, – ответил Джим.

– Мы уже близко подобрались, – сказала женщина-полицейский.

– Это не мое расследование, – возразил Джим. – Нет никаких «мы».

– Терри Раттер говорит, что все расскажет только вам, – произнесла инспектор. – Я знаю, что прошу слишком много…

Джим сказал, что покончил работой детектива, а все доказательства, которые ему осталось собрать, уже находятся в ее электронной почте. Хелен поддержала мужа и попросила инспектора уйти.

Бруно, не в силах больше выносить родительское пренебрежение справедливостью, тут же сердечно предложил инспектору Скиннер свои услуги в неограниченном количестве.

– Вы должны сделать это ради Дина, – спокойно уговаривала супругов Глью инспектор Скиннер. – Мальчика нужно вывести из этого порочного круга. Он должен знать, кто его отец! И тогда мы сможем начать восстановление его жизни. Ребенок увяз в болоте, и только вы можете спасти его!

Джим попросил инспектора Скиннер выйти. Семья Глью начала совещаться. Хелен угрожала разводом. Бруно угрожал утратой доверия к родителям. Джим знал, что следует делать: порядок должен быть восстановлен!

Наконец Бруно пригласил инспектора Скиннер обратно в палату. Это действие доставило ему удовольствие по ряду причин.

– Я настаиваю на присутствии своего сына, – сказал Джим. – Он собрал бо́льшую часть доказательств, свидетельствующих против Терри Раттера.

Инспектор Скиннер сказала, что это невозможно: юристы никогда этого не разрешат.

Хелен тоже протестовала, не желая и дальше вовлекать сына в расследование. Но Джим стоял на своем.

Наконец инспектор сдалась и разрешила Бруно наблюдать за разговором через одностороннее стекло в присутствии Хелен.

После консультации с врачом, который с трудом верил в происходящее, семья Глью села в полицейский автомобиль и направилась к полицейскому участку на Джон-стрит. Бруно настаивал на включении сирены, несмотря на то что вся поездка заняла не более трех минут.

Джим вошел в кабинет инспектора Скиннер. Бруно и Хелен умчались выполнять стратегическое поручение. Джим и инспектор смотрели запись с камеры на ошейнике Милдред на большом плазменном экране. Дважды они прокрутили начало сцены изнасилования и трижды просмотрели возвращение Терри в дом. «Она это заслужила, черт ее дери!»

– Он попался! – заключила инспектор Скиннер.

– Да, верно, – хмуро согласился Джим.

Бруно, сопровождаемый Хелен, принес отцу чай из автомата. Когда они проходили по коридору, то увидели преступника – потрепанного человека в наручниках. Бруно бросил на него суровый взгляд, означавший: ты заслужил все это!

В кабинете инспектора Скиннер обсудили дальнейшую стратегию.

– Получить признание довольно просто, – сказала женщина-полицейский безо всякой помпы. – Я предпочитаю использовать во время допроса технику Рейда. Она была популяризована и получила название «плохой-хороший полицейский». Это, так сказать, театральный прием. А вот факты, на которые мы будем опираться и с которыми, я уверена, вы знакомы.