Унна качает головой, на ее лице такое облегчение, что оно не может не вызвать подозрений. И если его вижу я, глядя краем глаза и слыша краем уха, то его обязательно заметят те, кто смотрит Унне прямо в лицо.

— Ты знаешь, о ком мы говорим? — спрашивает мужчина, пристально вглядываясь в ее лицо. — Правда, маг? Отвечай!

Магия взметается вверх, окутывая Унну невидимым для немагов облаком. Она чувствует опасность, но солгать не может, хоть и отчаянно желает — я слышу это в ее дыхании, в голосе, в словах.

— Да, — говорит она. — Если вы говорите о человеке с белыми волосами и синими глазами, которого зовут Серпетис, то я его знаю.

Унна едва не плачет, рассказывая то, что предпочла бы скрыть. Глаза мужчин загораются, они явно рады услышанному. Это успех, на который они не рассчитывали. Удача, которая сама свалилась им в руки.

— И ты знаешь, где он?

— Его забрали слуги наместника, — говорит Унна. — Мы его вылечили, а слуги наместника его забрали. Больше я его не видела. Это правда, — добавляет она, когда мужчина качает головой. — Маги не лгут. И вы знаете это.

Он задает еще несколько вопросов, но Унна больше ничего не знает. И уйти бы этим мужчинам своей дорогой, но искушение слишком велико. Густой лес, оружие и две девушки без мужской защиты. Я чувствую их дыхание, чувствую воду, которая бурлит в их телах. Унна наверняка слышит, как тяжело стучит в сердцах чужаков горячая кровь.

Они не торопятся уходить, хотя она сказала им все, что могла сказать. Обступают нас плотным кольцом с улыбками, не предвещающими ничего хорошего.

— Что еще вам нужно? — спрашиваю я. — Идите своей дорогой, люди наместника. Мы ничем больше не сможем вам помочь.

— Будешь раскрывать рот, и разговор вести будем совсем по-другому.

— Не зли их, — тихо говорит Унна, но злость тут ни при чем. Это не она будоражит их мысли и заставляет глаза блестеть.

Это похоть.

Я еще раздумываю, когда по взмаху руки предводителя мужчины набрасываются на нас. Их девять, нас всего двое. Нас разделяют так ловко, что мы не успеваем коснуться друг друга — и обменяться родственной магией. Крик Унны эхом разносится по лесу и тут же обрывается звуком удара.

— Я невинна! — кричит она, пока ее тащат прочь от меня. — Пожалуйста, не надо! Я невинна!

Она сопротивляется изо всех сил, но это бесполезно. Только теряет силы. Только распаляет их, этих мужиков, которые магов и за людей-то не считают.

Все эти мысли проносятся у меня в голове, пока меня оттаскивают к другому краю поляны. Я не кричу и почти не вырываюсь. Я вижу, куда меня тащат — к воде, к ручью, от которого испуганно прыскают в разные стороны мелкие козявки.

— Ну а ты что? — скалится мне в лицо мужчина, задававший вопросы. — Что не кричишь? Привыкла магов обслуживать? Думаешь, легко отделаешься?

Они швыряют меня в траву. Крики Унны оглашают лес, но я молчу и даже не вскрикиваю, когда один из мужчин влепляет мне пощечину — просто чтобы не смотрела на него, чтобы понимала, кто здесь главный. После быстрого обмена репликами решают, что первым к делу приступит предводитель. Он подходит ко мне, на ходу развязывая пояс сокриса и не замечая, что лежу я волосами в холодной воде ручья. В воде, которая подчинится мне прямо сейчас, когда я скажу ей

убей их

— Вода принадлежит мне, — говорю я громко и вытягиваю вперед руку.

Ничего не происходит. В глазах мужчины появляется страх, словно он только что вспоминает, что собрался овладеть той, которая живет в вековечном лесу, на поляне посреди вековечного леса. Но вода спокойно течет мимо, и никто не падает на землю, корчась в судорогах, а значит

а теперь убей их

— Ну что, маг, сама снимешь сокрис или нам постараться?

Вокруг хохочут. Меня хватают за руки и за ноги, разводя их так широко, как только возможно. Унна уже не кричит, и я боюсь, что опоздала, но я не могу торопиться, потому что эта вода меня не знает, и она не привыкла подчиняться той, кто ей никогда не приказывал.

— Моя вода или нет, причини вред, — говорю я тихо, глядя мужчине в глаза, когда он наклоняется. Тянет руку к кушаку моей бруфы. — Причини вред.

— Закройте ей рот, — рявкает мужчина, и чья-то грязная рука зажимает мне рот.

В животе все сворачивается, тошнота такая сильная, что я боюсь, что меня вырвет прямо сейчас. Я дергаюсь, пытаясь убрать с губ потную мужскую руку, но вырваться не могу. Один за другим меня накрывают спазмы.

Только не это. Только не это, приди же в себя, Инетис, они же сейчас причинят девочке боль, они же сейчас вас обеих изнасилуют.

убей же их

Я чувствую, как ручей выбирается из берегов и течет под меня, пропитывая одежду, волосы, заставляя тело покрыться мурашками. Вода очень холодная, она холодна, как лед, но она пришла ко мне на помощь, и это главное.

С трудом дыша через нос, борясь с подступающей к горлу желчью, я изворачиваюсь и, резво повернув голову, на мгновение избавляюсь от закрывающей рот руки.

Мне достаточно просто плюнуть в воду. И перестать дышать, чтобы самой не попасть под действие чар.

Мужчина наваливается на меня, раздвигая мне ноги своим жестким коленом, и тут затекшая под меня вода становится самой отвратительной скользкой стоячей болотной водой в мире. Коричнево-зеленой жижей, в которую я погружаюсь почти полностью, в которой оказывается вместе со мной и тот, кто собрался овладеть мною. Но это еще не все. Вонь от нее поднимается такая, что если бы я не задержала дыхание, я бы прямо сейчас вывернулась наизнанку.

Гниль. Тина. Прожаренные на солнышке дохлые рыбы с разложившимися, съеденными шмису телами.

Они всплывают вокруг нас, они в моих волосах, под пальцами моего насильника, вокруг замерших от неожиданности мужчин.

Они не готовы к такому удару. Мужчины зеленеют лицами, бросаются врассыпную, окатывая себя и друг друга содержимым желудков. Тот, что лежал на мне, скользит, пытаясь встать, и падает прямо лицом в эту вонючую мерзость, когда я резко поджимаю ноги, лишая его опоры. Я поворачиваюсь и быстро ползу прочь на четвереньках. Я слышу, как его выворачивает наизнанку, но уже не смотрю, что будет дальше.

Я вскакиваю на ноги так быстро, как только могу. Бегу, распространяя вокруг себя зловонный запах, к другому концу поляны, где корчится под голым мужчиной обнаженная до пояса Унна. Вода следует за мной, ползет, чавкает, отвоевывая себе пространство, мешает мне двигаться.

Мужчины облегчают желудки у края поляны, они выведены из строя надолго. Но остальные замечают меня и один хватается за друс, и я тоже выдергиваю из земли забытый друс и сжимаю его в руке, тяжело и быстро дыша ртом, чтобы не чувствовать вони.

Я могла бы убить его. Но я боюсь смерти и крови, и боюсь пронзить друсом и Унну. Я призываю на себя воду ручья, я зову эту зловонную коричнево-зеленую жижу за собой, и она неохотно, но подчиняется мне.