— Чушь собачья, — говорит тетя Элль, звучащая так же встревоженно, как и я.

— Какие еще такие люди? — говорю я. — Никто не знает о нашей истории, о том, что ты не знал о Джиджи до недавнего времени. Ну, кроме нас троих, стоящих здесь. И Ареса, Ло и Мисси.

— Которые никогда бы не стали говорить с прессой, — подтверждает Зевс.

Я киваю в знак согласия.

— Твой отец? — говорю я, ненавидя себя за эти слова, но это должно быть сказано.

— Он слишком пьян, чтобы знать время суток. Он едва помнит, что у него есть дети, не говоря уже о внучке. Значит, остается...

— Ну, Рич знает, но...

— Помощник Дик? Ты говорил с этим уродом о нас?

— Он мой друг.

— С которым ты трахалась.

— Зевс... — предупреждаю я. — Я доверяю Ричу, и я знаю, что он не стал бы делать что-то вроде разговора с прессой. Я имею в виду, да ладно. Он работает в правоохранительных органах, ради всего святого.

— И что это значит?

— Что он знает, что нельзя говорить с прессой.

От его уничижительного смеха я скрежещу зубами и удивляюсь, что тетя Элли ничего не сказала.

— Не могу поверить, что ты защищаешь этого урода, — рычит он на меня.

— Я не защищаю! — Я вскидываю руки вверх, расстроенная. — Я просто знаю, что он бы так не поступил. А что насчет Марселя? Он просто обожает общаться с прессой.

Этот засранец обожает звук собственного голоса.

— С чего бы это?

— Почему бы и нет? Он скрывал от тебя существование твоей дочери. Почему бы ему не подмочить мою репутацию, пока он еще в твоей команде?

— Марсель не знает, что я знаю о Джиджи.

— Ты еще не поговорила с ним об этом? Почему, черт возьми, нет? Ты боишься его?

Его глаза поднимаются вверх, и он издает недоверчивый смешок.

— Да, типа того, Кам. Я боюсь говорить с Марселем. Я могу убить этого парня одним ударом, но да, я боюсь его. — Сарказм так и сочится из его слов.

— Так почему бы не сказать ему что-нибудь?

— Потому что на этот раз я пытаюсь поступать умно. Дело не в том, что я ничего не делаю, потому что я делаю. За его спиной я кое-что спланировал, пока я иду на поводу у парня, потом это причинит ему настоящую боль, но на это потребуется время. Но я знаю, что если пойду к Марселю в ближайшее время, то следующие двадцать пять - пятьдесят лет я проведу в тюрьме штата за убийство. И, как бы мне ни было неприятно это признавать, я заключил контракт с этим ублюдком на свой следующий бой. Так что сейчас, когда у меня есть ты и Джиджи, которых я должен обеспечивать, уклонение от тюрьмы и сохранение дохода являются моими главными приоритетами!

— Мне не нужны твои деньги!

— А мне плевать! Они все равно твои!

— Ладно, детишки, разойдитесь по своим углам. — Тетя Элли встала между нами, раскинув руки. — Я уверена, что вся улица только что это слышала. Это значит...

— Мамочка? — тихий голосок Джиджи доносится из дверного проема, и мое сердце замирает в груди.

Я поворачиваюсь к ней, и от ее обеспокоенного выражения лица мне хочется найти машину времени, вернуться в прошлое и сказать себе, чтобы я заткнулась нахрен.

— Привет, малышка Джиджи. — Я подхожу и беру ее на руки.

— Вы с папой ссоритесь?

— Нет, — вру я. — Мы просто не сошлись во мнениях. Знаешь, как когда вы с Эйприл Синклер ссоритесь в детском саду.

Эйприл - лучшая подруга Джиджи, и они спорят, как сестры.

— Ты имеешь в виду, когда Эйплил белет игрушки, с которыми я иглаю, и это меня злит.

— Да, примерно так, детка.

— Так, папа взял что-то твое?

Мое сердце. Мою невинность. Да. Он определенно взял некоторые мои вещи и никогда их не возвращал.

— Не то, чтобы брал что-то. Мы просто разошлись во мнениях.

Зевс подходит ко мне сзади, дотрагивается своей большой рукой до моего плеча, а другой рукой прижимает к себе крошечное личико Джиджи.

— Мама и папа немного рассердились друг на друга, и мы были громкими. Нам очень жаль.

— Вы уже извинились друг перед другом? Потому что мисс Мейпл говорит, что мы должны просить прощения, когда кричим длуг на длуга.

Рука Зевса на моем плече скользит вверх к моей голове, и он прижимается губами к моим волосам.

— Прости меня, Голубка. Я не должен был терять самообладание.

Я перевожу взгляд на него.

— Мне тоже жаль.

— Теперь вы можете быть лучшими друзьями, — говорит Джиджи, как будто она ведет церемонию, заставляя меня улыбнуться.

— Но ты мой лучший друг, — говорю я ей, притворно хмурясь.

— Не говори глупостей. Ты моя мамочка. Ты не можешь быть моей лучшей подлугой. — Она хихикает, и мое сердце снова наполняется теплом.

— Привет, малышка Джиджи. — Тетя Элли подходит и забирает ее из моих рук, унося ее на своих. — Хочешь помочь мне приготовить завтрак? Я тут подумала... вафли с беконом.

— И кленовый силоп?

— И кленовый сироп, — соглашается тетя Эллли.

— Ты лучшая, бабушка Элли. Мы можем приготовить вафли с беконом для мамы и папы.

— Конечно, малышка Джиджи.

Я смотрю, как они уходят в дом. Оставляя входную дверь открытой для нас.

Зевс поворачивает меня лицом к себе. Я смотрю ему в глаза.

— Мне жаль, — говорит он снова. — Я мудак.

— Да, так и есть, — соглашаюсь я. — Но и я ничем не лучше.

— Нет. — Он качает головой. — Тебе просто больно и страшно, а я плохо с этим справился. Я снова облажался.

Слезы наполняют мои глаза. Он берет в ладони мое лицо.

— Но я все исправлю, Голубка. Чего бы мне это ни стоило. Кого бы мне ни пришлось уничтожить. Я сделаю все необходимое, чтобы это исчезло.

Но этого не проходит.

Не то чтобы Зевс не пытался. Потому что он пытался. Маяк удалил статью на следующий же день после того, как Зевс пригрозил подать в суд. Но это бесполезно, потому что эта история расползлась по другим сайтам со сплетнями, по всем возможным, которые известны человечеству.

Он попросил своего публициста опубликовать заявление в его социальных сетях, изложив факты, но умолчав о причастности Марселя. Мне неприятно, что этот мудак легко отделался, но Зевс заверил меня, что так не будет. Он также не может публично возложить вину на Марселя за то, что тот скрывал дочь от Зевса, не без того, чтобы не устроить драку. А тот факт, что он заключил контракт с Марселем на бой с Димитровым, еще больше все усложняет. Итак, заявление было опубликовано, в нем говорилось, что смягчающие обстоятельства сыграли свою роль в том, что Зевс не знал о своей дочери до недавнего времени, но что я ни в коем случае не виновата. И что я не стриптизерша. Но прессе это было неинтересно. Несколько небольших спортивных изданий опубликовали его заявление, но оно не было сочным с точки зрения того, что хотели СМИ, поэтому оно не попало в громкие заголовки и просто попало в остальную кучу мусора.