Новый приступ боли стер все мысли. Она закрыла глаза и стала молиться о том, чтобы ей дали шанс представить себе солнце, и на этот раз ей удалось увидеть его. Она шла по золотому песчаному пляжу, держа отца за руку, а под ногами был теплый песок. Отец улыбается ей и говорит, что все будет хорошо, и на мгновение Рэйчел поверила ему.

– Мне очень жаль, – услышала она шепот.

Солнце исчезло, и Рэйчел открыла глаза. Шепот доносился из-за двери – мягкий, обеспокоенный, тревожный. Скорее всего, пришла Ева, а не Адам. Мучительная боль сменилась облегчением. Еще одного визита Адама, да еще так скоро, она бы не выдержала.

Рэйчел с трудом поднялась на ноги и пошла к двери. У кресла она остановилась, чтобы отдышаться. Держась руками за запятнанный кровью подлокотник, она увидела свежие следы ее собственной крови, и руку снова прострелила боль. Рэйчел глубоко вздохнула и продолжила путь к двери. Там она села на пол и обернула вокруг себя одеяло, как пончо.

– Очень больно? – спросила Ева.

«Да, черт возьми, это очень больно!» – хотелось крикнуть Рэйчел, но вместо этого она закрыла глаза, глубоко вздохнула и заставила себя успокоиться. Она не хотела спугнуть Еву, как в прошлый раз.

– Да, больно, – ответила Рэйчел.

– Дать тебе какое-нибудь болеутоляющее?

– Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности с братом.

– Адам уехал, его долго не будет. Подожди тут, я вернусь через минуту.

Послышался шорох и звук удаляющихся шагов. «Подожди тут»! Можно подумать, Рэйчел могла куда-то уйти! Как можно было сказать такую глупость? За время их общения Рэйчел составила мнение о Еве как о не самой сообразительной девушке. Она казалась Рэйчел женской версией Джорджа из романа Стейнбека, который они читали в школе.

Накатил новый приступ боли. Рэйчел закрыла глаза и ждала, когда отступит дурнота. Лучше ей не становилось, и оставалось надеяться, что Ева скоро вернется. Время текло очень медленно.

Наконец в коридоре послышались шаги и шуршание – Ева садилась на пол. Створка двери открылась, и на пол упал шприц. Рэйчел подняла его дрожащими руками. Она ненавидела уколы и рассчитывала на болеутоляющие таблетки.

– Пощелкай пальцем по шприцу, чтобы выгнать воздух, – сказала Ева. – А потом сделай укол в руку.

Рэйчел подняла шприц иглой вверх и собрала пузырьки наверху. Нажатие поршня – и из иглы вырвалась струйка жидкости. Она посмотрела на шприц, на свою дрожащую руку и, чтобы избежать дальнейших сомнений, поскорее воткнула иглу в руку и надавила на поршень. Голова закружилась, в глазах помутнело, а в ушах странно зашумело. Каким-то чудом ей удавалось не терять сознания.

– Господи, – пробормотала она.

– Не стоит поминать Его имя всуе, это нехорошо, – сказала Ева.

– Извини, Ева. Больше не буду.

– Передай мне шприц.

Рэйчел сделала, как ей было сказано. Ева забрала шприц из ее рук, и их пальцы коснулись друг друга. Кожа у Евы была мягкая и теплая. За время ее плена это было первое прикосновение Рэйчел к живому человеку, за исключением Адама.

– Спасибо, Ева.

– Не за что.

Рэйчел села спиной к стене и стала ждать, когда подействует болеутоляющее. Она очень рассчитывала на то, что это случится скоро, она молила об этом. Боль становилась все сильнее.

– Правда, Ева, спасибо тебе за все.

– Можно я тебе сделаю макияж?

– Конечно, можно, Ева.

Ева поднялась на ноги, открыла замок и дверь. Рэйчел подняла голову и увидела Адама.

– Привет, номер пять, – сказал Адам голосом Евы.

Хэтчер сидел в баре «Космополитана» за дальним столиком. Перед ним стоял стакан с виски. Он выглядел еще более вымотанным, чем раньше. Я сел напротив, взял виски, который он заказал для меня, поднял стакан в знак приветствия и сделал глоток.

– Если я когда-нибудь видел человека, которому не помешает немного выпить… – начал было я.

– Немного? Да мне бутылка не помешает. Меня сняли с расследования, Уинтер.

– Они не имеют права!

– Имеют, и это уже произошло.

Я отвернулся к бару и стал обдумывать эту новость. За стойкой сегодня стояла уже другая девушка, но точно такая же, как предыдущая, – молодая привлекательная блондинка.

– Темплтон бы не понравилось, если бы она увидела, на кого ты смотришь, – сказал Хэтчер. Он вызывающе улыбался, ожидая, что я начну все отрицать.

– Между мной и Темплтон ничего нет.

– А по слухам, есть.

– Слухи есть слухи.

– Разве ты с ней сегодня не встречаешься вечером? И вчера вечером не встречался?

Я не знал, как до него дошла эта информация, но и не удивился тому, что она у него была. В среде полицейских слухи распространяются быстрее пожара, и чаще всего для поджога даже сухой веточки не нужно.

– Между нами ничего нет.

– Точно? – испытующе взглянул на меня Хэтчер.

– Точно. И ничего не будет. Мы из разных миров. Больше и говорить тут не о чем. Ладно, расскажи мне, что произошло.

– Последний гвоздь в мой гроб забил Уильям Трент. Он идет в суд и, скорее всего, отсудит компенсацию, потому что его адвокат лучше наших. И я оказался крайним, потому что санкционировал арест.

– Ты сказал, последний гвоздь. А еще что тебе предъявили?

– Пресс-конференцию, – вздохнул Хэтчер. – Все поняли, что она была постановочной. Куча репортеров жаждут моей крови.

– Они все скоро забудут.

– Тебе-то легко говорить.

Тут он был прав.

– Через пару месяцев все обо всем забудут.

Хэтчер осушил свой стакан и покачал головой.

– Не забудут. Неважно, сколько успешных операций у тебя было, сколько арестов ты совершил. Все помнят только твои неудачи. Ты и сам это знаешь.

Я знал это слишком хорошо. Сколько успешных карьер было разрушено одной-единственной глупой ошибкой, раздутой до невероятных размеров!

– Зря они сняли тебя с расследования, – сказал я.

– Иди и скажи это моему боссу.

– Я пойду, если это поможет.

– Ты серьезно?

– Да я не отстал бы от комиссара, если можно было бы отменить решение. Ты превосходный полицейский, у тебя отличная интуиция. Посмотри на твое личное дело, тебе же не просто так доверили это дело, у тебя за спиной тридцать лет безупречной работы.

– Спасибо еще раз за доверие, – выдавив улыбку, сказал Хэтчер.

– Я не из вежливости это говорю. Лучше тебя на эту должность человека не найти, и говорить нечего.