Лина покачала головой:

– Это все твои идеи и все ради него, а я не всегда понимала, что надо именно так. Казалось – слишком много, слишком открыто. Но ты была права. Вплоть до фотографии крупным планом, где он швыряет тесто на плиту.

– Разве он бывал когда-нибудь счастливее, чем на кухне, когда тесто швырял?

– У него было много счастливых мест. Это было одно из главных.

Она прервалась – подошел Райлан с детьми. Каждый ребенок держал бутон белой розы.

– Нам очень жалко Поупи. Он был твой дед и всегда был очень хороший. – Брэдли протянул Эдриен цветок. – Он мне сказал, что наймет меня делать пиццу, когда я подрасту.

– Спасибо тебе большое. – Она наклонилась его обнять. – А когда подрастешь, считай, что ты нанят.

– Папа говорил, что он сейчас на небе с Нонной и с нашей мамой. – Мария подняла глаза на Лину, протягивая ей цветок. – Возьмите вот это, потому что он был ваш папа.

Лина не сразу смогла заговорить, беря цветок.

– Спасибо, это очень трогательно с твоей стороны. Прошу прощения, я пойду найду вазу.

– Как ты? – спросил Райлан у Эдриен.

– Лучше. Сегодня вот… – она огляделась. Столько людей, столько голосов, столько общения. – Да, лучше. Мне бы хотелось с тобой поговорить – как-нибудь в другой раз, где-нибудь, где потише.

– Не вопрос. А если пока что тебе что-то нужно…

– Знаю, я могу на тебя рассчитывать. Ты это уже доказал.

Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Хотела было еще что-то сказать, но ее позвали.

Публика потихоньку редела, и снова стала восстанавливаться тишина. Монро стал собирать Финеаса и младенца домой, и подруга Гектора Сильвия пошла ему помочь. Уставшая Майя, которая была уже на позднем сроке беременности, еще раз крепко обняла Эдриен и уехала со своей семьей.

Эдриен ненадолго осталась в большой комнате с Тишей, Гектором и Лореном.

– Не знаю никого, кому бы организовали лучшие проводы. – Гектор сжал руку Эдриен. – Он бы тобой гордился.

– Не знаю никого, – добавил Лорен, – среди обычных людей, к кому бы столько народу пришло прощаться. Но… ты уверена, что тебе будет нормально в этом большом доме?

– Да. Это не просто большой дом, это родной дом.

– Понимаю, но… я думал, что Гарри и Маршалл останутся тут еще на пару дней.

– Им детей в школу вести, – напомнила ему Эдриен. – Но моя мать сейчас здесь.

– И она останется?

Эдриен посмотрела на Тишу и пожала плечами:

– Честно говоря, не знаю. Она не говорила.

– А ты еще намерена запустить фильм в производство к началу мая? – поинтересовался Гектор.

– Хотелось бы. И надо бы… мне надо будет с ней поговорить, определиться окончательно. Я это и еще много чего запустила в последние две недели.

– Отдохнула бы.

– Я отдыхаю, Тиша. Вот честно. Но я – Риццо, и мое естественное состояние – «вернуться к работе». И это мне поможет. Как вот помогло, что вы все тут.

– Мы его тоже любили. И тебя любим. – Лорен придвинулся ее поцеловать. – Ты ж понимаешь, Эдс, эти двое со мной согласны. Есть мысль: если не найдем никого, нас достойного, договоримся пережениться друг на друге. Примерно так лет в сорок.

– Мысль интересная.

– Из чего я делаю вывод: Рицц, бедняжка, выдохлась, и мозги у нее уже спят. – Тиша встала. – Я этих забираю с собой, а ты отдохни малость.

Эдриен погладила Сэди по голове:

– Так и сделаю. Может, немного выйду пройтись сперва вот с этой подругой.

Отчасти ей хотелось, чтобы они остались, чтобы остались все, как бывало когда-то, с ночевкой в этом большом доме. Хотелось оттянуть момент, когда она останется одна, и станет тихо, и придет осознание, что утром она проснется, и не надо будет строить никаких планов, перебирать детали, и кончится та лихорадочная занятость, что длилась с самой смерти деда.

Но у людей своя жизнь, и им надо к ней вернуться, и у нее – как ни трудно сейчас это себе представить – тоже так.

Она прошла через кухню, поблагодарила Джен и поименно всю команду, взяла куртку из прихожей.

Обойдя дом вместе с Сэди, она увидела на заднем дворе мать. Та сидела с бокалом вина, играющим отсветами свечей.

И тут же почувствовала себя виноватой, что совсем забыла про Лину.

– Тут слишком холодно, чтобы так сидеть.

– Я хотела воздуха и тишины, но ты права. Я слышала машины – твои друзья уехали?

– Да.

– Надеюсь, они не решили, что им нельзя оставаться из-за меня?

– Нет, конечно. Просто, учитывая все обстоятельства, им больше смысла оставаться у Тиши и Монро.

– Гарри остался бы дольше, если бы мог. И Мими.

– Я знаю. Но нельзя же было откладывать это вечно. Надо возвращаться к… ко всему, – договорила Эдриен.

– Да, нельзя. Я знаю, что ты наверняка устала, но мне хотелось бы поговорить с тобой. В доме, а то ты права насчет холода.

– Ладно. Мы с Сэди только сделаем еще круг.

– Я буду на кухне.

– Интересно, о чем это, как ты думаешь? – Эдриен задула свечи и двинулась дальше. – Надеюсь, она не расстроилась, что он оставил мне дом и ресторан. Мне очень не хотелось бы сегодня разбираться в обидах.

Но она обошла круг и вернулась через прихожую.

Мать сидела в уголке для завтрака. Два бокала вина, тарелка с сыром и фруктами.

Усталый у нее вид, подумала Эдриен. В ярком свете кухни это было видно ясно.

– У тебя тоже был трудный день. Можем поговорить утром.

– Я давно уже это откладывала. Не хотела поднимать этот вопрос, пока мы занимались похоронами. Пока вот это не закончилось.

Эдриен села, мысленно вздохнув:

– Это про дом, про «Риццоз» и…

– Что? О господи, нет! – Лина едва не засмеялась. – Он знал, что мне ни того, ни другого не надо. Просто Трэвелерз-Крик – не мой дом родной, Эдриен. Я тут только родилась, это другое дело. Он мне оставил картину с полем подсолнечников, которую писала его бабушка, – потому что знал, что она мне всегда нравилась. Не шедевр, но у меня она отзывается в душе. Он мне оставил карманные часы своего отца, потому что нонно мне давал с ними играть в детстве. Вот такие вещи он мне оставил, зная, что они для меня что-то значат. Я его любила, Эдриен.

– Это да.

– Нет-нет. – Лина покачала головой, взяла свой бокал. – Я любила их обоих, но жили мы в разных мирах. Я выбрала другой. И они никогда не пытались меня удержать.

Она перевела дыхание.

– Когда умерла мать, это