— Вот-вот, кругом столько золотишка… — закивал Гранин, плюхнувшись на стул. Через паузу, во время которой мысленно вернулся в дом любителя дорогих вещиц и, как выяснилось, подиума, сказал: — А украдены ножи…

С тем и расстались. И уже на следующее утро Андрей сообщил Гранину по телефону:

— Иван Николаевич, все в сборе.

— То есть?

— Стригунова Ника вышла из пятиэтажки, в которой снимает квартиру, с компанией. А в компании доктор Калинин, медсестра из зооклиники и… парень, по описаниям похожий на Вараксина Глеба. Иван Николаевич, самое время всех задержать.

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Где ты находишься?

— Еду за ними. Машину ведет Калинин.

— Вот и продолжай вести наблюдение.

Дереза, человек решительных мер, отключился от связи, досадливо (но не сильно) стукнув кулаком по бардачку.

* * *

Дверь открыла мать Дины, конечно, на ее лице отпечаталось горе, эта печать вряд ли пройдет скоро, да и пройдет ли — еще вопрос. Карина представилась журналисткой, мол, она ведет независимое расследование, показала удостоверение — карточку с фотографией и данными. Фальшивку мастерили все вместе, Ника, владеющая рисовальными программами профессионально, сделала основную работу, затем заламинировали и — готово.

— Мы считаем, преступник не должен уйти от наказания, — убеждала несчастную мать Карина. — Позвольте нам побеседовать с вами.

Она была настолько убедительна, что мать Дины впустила девушек в квартиру, не заподозрив обмана. Естественно, гостьи для начала осмотрелись. Квартира сама по себе не абы что, а в элитном доме, просторная и современная, что говорит о благосостоянии, интерьер из серии «мы люди простые, только сильно богатые». В хозяйке Ника сразу пометила редкую модель, ведь страдания так привлекательны, причем настоящие страдания ни с чем не спутаешь, их не сыграешь, в них — крик и боль, отрешенность и… и… в них истина. Язык просто зачесался спросить: «Можно я вас немножко пофотографирую»? Пришлось его прикусывать в буквальном смысле.

Ну, рассказ о детстве и характере дочери тема неинтересная, однако девушки слушали с неподдельным интересом. Эта же тема и дала повод попросить фотографии Дины. Получив альбомы, Ника принялась искать погибшую Юлю. Она ее даже в сопливом детстве разглядит, даже в пеленках.

— Дина была очень красивой, — тем временем вела диалог с несчастной матерью Карина, тоже рассматривая фото (альбомов аж пять штук). — Ей-богу, модель. В городе столько школ… Ваша дочь училась в школе моделей?

— Что вы! — сказала мать. — В этих школах такие деньги дерут, можно подумать, каждой девушке заранее уготована судьба Софи Лорен.

— Точно, — не могла не ухмыльнуться Ника. — Обычное разводилово, а эти мартышки ведутся как ослицы… — И спохватилась: — Ой, простите.

— Судя по интерьеру, вы люди состоятельные, — заметила Карина.

— Вы по этому судите? — обвела рукой хозяйка дома вокруг. — Это идеи Дины, она рисовала чертежи, а муж воплощал замысел, он мебель делает на заказ. Но все, кто попадает к нам, думают, мы миллионеры, на самом деле — достаток средний. Дина собиралась стать архитектором, строить красивые дома, она была творческой личностью, а гламур не ее стихия.

Мама Дины поскромничала, да и дочь она излишне идеализировала, например, Карина помнила отзыв Славы. Честно сказать, она удивлялась предпочтениям Глеба, вероятно, секс с разумом не очень дружит. А Нике тем более до лампочки, какая была Дина, чтобы не тратить время зря, она показала матери две фотографии Юли:

— Вам знакома эта девушка?

— Нет, — уверенно сказала та. — А что?

— Не торопитесь, внимательно посмотрите.

— Этой девушки никогда не видела, а я знаю всех знакомых Дины.

— И Вараксина тоже? — подловила ее Ника.

Женщина нахмурилась, видно, ей тяжело, когда звучит это имя. Однако девушки услышали обратное тому, что читалось на лице матери:

— Я не верю, что Глеб… Да, сейчас люди злы, внешность ничего не значит, да и виделись мы раза три всего… Не знаю, что случилось в парке, только не мог он этого сделать. Или я ничего не понимаю в жизни.

Девочки мягко свернули беседу, ведь главное они выяснили и, залетев в салон автомобиля, вразнобой затрещали:

— Девчонки не были знакомы. Никогда.

— Чему вы радуетесь, дурехи? — ворчливо произнес Слава, выезжая со двора. — Что теперь делать бум, м?

— Вы будете думать, — сказала Ника, — вас трое, до чего-нибудь додумаетесь. А я сегодня иду на тусовку.

— Нашла время, — фыркнул Слава. — Хочу напомнить: убийца и к тебе не равно дышит.

— Я это отлично помню. Но за тусовку срублю кучу бабок.

На заднем сиденье заерзал Глеб. Ника намеренно не садилась рядом с ним, предпочитая пассажирское место впереди, и на любое его движение (даже вздох) реагировала со смирением мученика. Чего это ей стоило!

— Н-да-а… — протянул Глеб и дальше промямлил на одной невыразительной ноте: — Вполне приличная девушка — внешне! — в своей речи использует бандитский жаргон: «срублю бабок». Куда я попал?

Не всякое смирение способно вынести издевку, а именно издевка послышалась Нике в его словах. Она обернулась, насколько позволил ремень безопасности, и, выставив указательный палец, процедила сквозь стиснутые зубы:

— Вот что, пострадавший, или потерпевший — как там тебя? Достал своим ехидством. Можно подумать, ты вырос при дворе английской королевы! Когда ты в парке гнался за мной, я слышала выражения, которым позавидует бомжара на помойке. Или мне показалось?

— Еще бы, — хмыкнул Глеб, оставаясь абсолютно невозмутимым, при этом глядя в окно. Особенно противно было Нике, что за солнцезащитными очками истинного выражения лица не распознать, ей осталось только возмущение:

— Нет, я его приютила, накормила, помогаю выбраться из дерьма…

— Себе тоже, — вставил Глеб.

— …а он меня подковырками долбит, долбит…

— Девки, не ссорьтесь! — подарил Нике улыбку Слава.

— Так скажи ему, чтоб не трогал меня! — огрызнулась Ника.

— Не трогай ее, — бросил Глебу через плечо Слава. — Ей и так плохо, правда, Ника?

Метнув в него из глаз молнии (незаслуженные, надо сказать), она тоже уставилась в окно, ибо миролюбию Славы нечего противопоставить.

Ника приехала в кафе первой, ведь ей нужно осмотреться, примериться, «забронировать» точки, с которых удобно вести съемку, и невольно присвистнула.

— Нравится? — заискрились глазенки у Сони.

Оглянувшись, Ника кивнула, дабы не обижать глупышку, затем снова осмотрелась. М-да, интерьерчик продвинутый, ничего не скажешь, но золотое платье в пол на Соне, как и ее прическа в стиле Мэрилин Монро… это игра. Игра во взрослую женщину, звезду (пока без небосвода), светскую львицу (без высшего света), только детское личико нимфетки не вписалось ни в локоны, ни в наряд, ни в интерьер самого кафе. Соня в этом технокосмическом окружении выглядела лишней, старомодно упакованной, хотя ее стиль сейчас называется ретро… все равно мимо. Пока Ника так рассуждала про себя, Соня захлебывалась восторгом: