– Хорошо. Покажете нам, что отсняли.

– Договорились.

Моложавого вида полицейский офицер, на котором был такой же бронежилет, как и на нем самом – начал давать последние инструкции, глядя прямо ему в глаза.

– Находясь там, никогда не смотрите им в глаза, как я сейчас, тем самым вы бросаете им вызов. Смотрите в пол или в сторону. Не спорьте с ними, делайте все, что они говорят. Не пытайтесь ни с кем вступать в разговоры, если они сами не вступят с вами. Вы служили в армии?

– Нет.

Том немного не успел – после Вьетнама армия США полностью перешла на контракт и он немного не успел. Их поколение было первым не служившим.

– Плохо. Попробуйте, посчитать сколько их. И запомнить, где кто находится. Мы будем благодарны вам на эти сведения. Но не смотрите на них долго и ничем не выдавайте своего интереса к ним. Вы поняли?

– Да. Я попытаюсь помочь…

…

Идти с обеими поднятыми руками и камерой было невозможно, потому Том одну руку поднял, а второй – придерживал выключенную камеру, и так он пошел по направлению к захваченному зданию. Между полицейским кордоном и демонстрантами было два десятка метров, и эти метры – были нейтральной полосой, как на корейской границе. На которой служил его отец, капрал Диденко.

Демонстранты… он увидел, что они молоды… чем-то похожи на хиппи, но не совсем – встречались и длинные волосы, и короткие армейские стрижки. Были и девушки… немного, но были…

Интересно, а вот эти мальчики и девочки – они до конца понимают, во что они ввязались? Действительно понимают? В Югославии идет гражданская война, по Сараево – городу, где проходила олимпиада – бьют с холмов снайперы, а люди, вышедшие за хлебом – не знают, вернутся ли домой. В Германии – всего несколько десятков человек из группы Баадер-Майнхофф стали настоящей трагедией для того что восстановившейся из послевоенной разрухи многомиллионной страны. Испытание совести – эту фразу он слышал от одного немца. В Северной Ирландии – одна расстрелянная парашютистами демонстрация превратилась в гражданскую войну, которая идет вот уже двадцать лет, в потоки крови – но больше всего ненависти, когда вчерашние соседи начинают ненавидеть друг друга настолько, что готовы убить.

А все начиналось с малого – с того, что кто-то так хотел достичь каких-то целей, что готов был оправдывать насилие, готов был становиться щитом между полицией и бандитами. Знают ли эти ребята, студенты, скорее всего, что значит жить в обществе, где ненависть льется через край. Где сосед может оказаться смертельным врагом. Где придется убивать и умирать на своей земле.

А они ведь к этому идут…

– Стой!

Человек с автоматом шагнул из-за спин демонстрантов, и те дали ему дорогу. Автомат смотрел прямо на корреспондента… Том родился не в лучшем районе Чикаго и машинально определил, что этот человек опасен. На нем была маска, и у него был автомат с изогнутым рогом – АК, как во Вьетнаме.

– Дальше ни шагу!

Диденко остановился.

– Я корреспондент. Не стреляйте!

– Ты один?

– Да, один.

– Ты откуда? Из какой страны?

– Я американец. У меня есть документы.

– На плече что?

– Камера. Просто камера!

Автоматчик помедлил.

– Ладно, подходи

Диденко сделал шаг, еще один…

– Документы! – вдруг крикнул автоматчик. И заржал. Американец подумал, что у этого парня точно не все дома.

– Вот… карточка аккредитации.

Террорист неумело перехватил автомат, вчитался.

– Ди-ден-ко… постой, хлопче… ты украинец?

– Так, – сказал Диденко, – мой прадед переехал в США.

– Так… это другое дело. Сейчас, проводнику доложу, он с тобой поговорит. Пошли…

…

До этого Диденко был несколько раз в Верховном совете и примерно знал, как он выглядит внутри. Это старое здание, оно расположено на высоком берегу Днепра – перед ним есть смотровая площадка, откуда открывается отличный вид на могучую реку. Невысокие ступеньки ведут в холл, из холла – лестница, ведущая на балюстраду. С балюстрады – два входа в большой зал заседаний. Выше – галерка для прессы и посетителей. А над самим залом заседаний – большой купол, но не капитолийского типа, а прозрачный.

Первое, что увидел Диденко, когда шагнул внутрь – был пулемет. Они выломали пару балясин вверху и установили на балюстраде пулемет. Неплохое решение – теперь главный вход перекрыт, и любое полицейское подразделение, рискнувшее ворваться сюда – окажется под губительным пулеметным огнем. Впрочем, пули ударят и по демонстрантам, если полиция не уберет их. А боевики об этом знают? Им плевать?

Он никак не мог понять, как он должен называть тех кто захватил этот здание. Повстанцы? Боевики? Террористы? От одного этого зависит очень многое – журналист должен быть нейтрален, но при этом героев репортажа он должен как-то называть.

Повстанцы? А против кого они восстали? И как? Захватив не оккупационную воинскую часть, а собственный избранный народом Парламент. Кто они? И что это? В девяностом и девяносто первом много рассуждали о возможном реванше «хардлайнеров», то есть сторонников твердого курса в СССР, о возможном военном путче. А теперь получается, что восстали националисты в республиках?

– Пошли… туда. Там будешь снимать.

Диденко остался стоять на месте.

– Я никуда не пойду.

– Почему?

– Вы обещали освободить заложников. Я никуда не пойду, пока вы не выпустите их…

Террорист с автоматом помялся… потом достал рацию, переключил канал…

…

Заложников набралось шестнадцать человек.

Это были самые пожилые депутаты и несколько женщин. Террористы выпускали их, потому что не хотели с ними возиться, заниматься их лечением и так далее. Ну и… продемонстрировать свою добрую волю, что немаловажно…

Эти люди проходили мимо Диденко… и смотрели на него, а он снимал. И ему вдруг почему то стало стыдно за то что он снимает – пусть это была и правда.

Молодежь за дверьми – встретила освобождаемых депутатов криками «ганьба!»…

…

Проводник – оказался каким-то сухим… моторным… он единственный не прятал лицо за маской – сухое и скуластое, с усами, как у Саддама Хуссейна. Они встретились в кабинете, который принадлежал одному из руководителей Верховного совета. Повертев в пальцах карточку, он бросил ее на стол.

– То, что вы украинец не играет для меня никакой роли, – сказал он.

– Почему

– Ни одна страна Запада не помогает Украине избавиться от советской оккупации. Нас предали все, включая вашего президента.

– Возможно, он скоро не будет президентом.

– Это неважно. Украина должна сама добыть себе свободу.

– Как. Силой оружия?

– Да. Только такая свобода и есть настоящая свобода.

Проводник достал пачку «Мальборо». Закурил.