— Ирена, ты самая красивая, мудрая, понимающая женщина из всех, кого я знаю! — заплетающимся языком лепетал Вознесенский, преданно заглядывая ей в глаза.

Свенцицкая сидела на пуфике в грациозной позе, и огненные блики каминного огня играли у нее на лице и бархатном платье, делая ее образ еще более зловещим и притягательным.

— Я хочу тебя! — Голос Стаса звучал хрипло и возбужденно, глаза лихорадочно блестели. Он неуверенной походкой приблизился к сидящей неподвижно Ирене и начал осторожно целовать кончики ее пальцев.

Свенцицкая смотрела на него прищурившись. Если честно, все эти приступы страсти были ей до тошноты противны. Дежа вю. А он просто с ума от нее сходит! Как все банально.

В это самое время у Вознесенского зазвонил телефон.

— Как всегда, кстати, — съязвила Ирена, отдергивая руку.

Поколебавшись и все еще глядя на нее, Станислав виновато пожал плечами: бизнес! И поднес трубку к уху.

— Привет, это я! — раздался робкий голос Леры. — У тебя там все в порядке? Я что-то беспокоюсь… Ты так неожиданно уехал.

— У меня все прекрасно! И не звони мне больше! Слышишь? Не звони! — рявкнул Станислав и отшвырнул телефон к камину.

— Дела покоя не дают? — холодно улыбнулась Свенцицкая, вновь раскуривая толстую гаванскую сигару. — Скоро ты обо всем забудешь, малыш!

Вознесенский прижался к ее животу и зажмурился. От сигарного дыма и алкоголя кружилась голова.

Следующие несколько часов прошли в непрерывной любовной игре, больше походившей на ожесточенную схватку. Ирена вымещала на Вознесенском всю боль и унижение, которые ей пришлось пережить в последние дни. А этого накопилось немало!

Она вообще не умела любить медленно и нежно: для нее постель всегда была ареной борьбы двух разных начал. Мужчина чаще всего с готовностью подчинялся ей, за исключением таких редких случаев, как Мухаммед. С ним она впервые остро почувствовала свою женскую слабость. Ей тогда отчего-то стало страшно, как будто в ее душе приоткрылась, обнажая опасность, и тут же захлопнулась неизвестная ей дверь. С ним все было по-другому… Но остальные ее мужчины — всего лишь слабаки, ведомые, ленивые. Их и растормошить-то не всегда удается, а о действительно хорошем сексе остается только мечтать. Непозволительная это роскошь по нынешним временам! Что уж говорить о таком тюфяке, как Стасик! С ним всегда можно было делать все что угодно, как будто он резиновый пупс. Свенцицкая сладострастно мучила его, играла и торжествовала, глядя на его страдания. Красные острые коготки скользили по его спине, оставляя глубокие кровоточащие бороздки. Чтоб и тебе так же, как вчера мне на кладбище! Вознесенский охал, стонал, извивался, хрипел, просил пощады. Так ему и надо, собаке! Но вдруг Стас вырвался из цепких объятий Ирены и, тяжело дыша, откатился на край кровати, держась рукой за сердце.

— Ой, что это? — Он с удивлением и испугом прислушивался к себе. — Что ты со мной сделала?

— Это тебе наказание Господне за грехи тяжкие, — рассмеялась довольная победой Ирена. — Конечно, ты ведь давно уже не мальчик. Такие нагрузки не выдерживаешь, увы. Молодой жене это не понравилось бы… Знаешь, современные девочки любят погорячее!

Свенцицкая прекрасно знала, что мужское самолюбие Станислава необыкновенно уязвимо, и тщательно подбирала слова, чтобы уколоть его посильнее. Лицо Вознесенского исказилось болезненной гримасой. Ирена удовлетворенно усмехнулась про себя, лениво потянулась и встала. Опять билеты на самолет пропали! Надо позвонить в аэропорт, бизнес-класс все-таки.

Станислав беспокойно завозился. У него снова возникли ассоциации с тем кошмаром, в котором кто-то протягивал ему мольберт и краски. Назвавшийся вестником в позапрошлую ночь точно так же стоял в красных бликах огня, как Ирена сейчас, и было в этом что-то угрожающее… А ему казалось, что он давно выбросил из головы этот дурацкий сон!

Сердце между тем не отпускало. Вознесенский кое-как поднялся, доплелся до кухни, отыскал у Ирены в шкафчике аптечку. Задумался, глядя на коробочки с пилюлями. Он даже не знал, что принимать! Раньше у него никогда так не прихватывало сердце! А в последние дни с ним вообще происходит что-то непонятное. Надо записаться к врачу и пройти полное обследование. Вознесенский вспомнил, что мама, страдая из-за Алинки, частенько пила ночами валидол. Отыскав заветную коробочку, Станислав положил таблетку под язык. Во рту разлился неприятный холодок. Но, судя по всему, лекарство подействовало. Он присел на стул и смог наконец отдышаться.

Из комнаты доносился веселый голос Ирены. Она громко разговаривала с кем-то по телефону по-французски. Наверное, объясняла Эжену, почему опять не приедет, хотя и обещала. Она такая непостоянная, экстравагантная! Близкие вынуждены считаться с этим. Вознесенский взглянул на часы. Было почти одиннадцать. Убедившись, что боль немного отступила, он прошествовал в ванную комнату и умылся. Во всем теле была уже знакомая ему неприятная слабость. Станислав прилег на самый краешек роскошной, широкой кровати. Ему было неуютно на холодных и скользких черных шелковых простынях, но именно такие больше всего любила Ирена…

Свенцицкая вернулась в спальню, напевая, и, не обращая внимания на скукожившегося на кровати Вознесенского, открыла воду в перламутровой ванне-раковине, добавила пару колпачков пены. Весь этот шум, производимый ею, безумно раздражал Вознесенского, точно каждый звук задевал его воспаленные нервы. Он забился под одеяло с головой и попытался отключиться. Но не тут-то было: Ирена еще часа полтора принимала ванну, плескалась в струях воды, слушала музыку, потом, напевая, наносила на различные части тела пахучие ночные кремы, а он лежал, совершенно раздавленный, чувствуя, как на него накатывает волнами медленная и разрушительная ярость. Ночью они спали в разных концах огромной кровати.

Ранним утром Вознесенский отвез Ирену в аэропорт. Всю дорогу она щебетала без умолку, как будто между ними ничего не произошло. Станислав отделывался односложными высказываниями. Чувствовал он себя из рук вон плохо. Когда она успела с утра сделать такой макияж? Он не знал, что Свенцицкая специально встала раньше него на целый час, чтобы привести себя в порядок. Густо напудренное лицо Ирены в дневном свете казалось неестественным, как у манекена. На самом деле возраст уже невозможно было скрыть, несмотря на все ухищрения.

— Вот видишь, ты можешь быть таким душкой, моя прелесть! Отправь ко мне домработницу, пусть приберется там после вчерашнего. Ты молодец, что приехал ко мне вчера. Хороший мальчик!

Станислав машинально кивнул. Отчего-то никакой радости и облегчения он не чувствовал, хотя все получилось как нельзя лучше. Больше всего ему хотелось, чтобы Ирена поскорее пересекла пограничную линию. И улетела в свой Милан. Да хоть на Северный полюс, лишь бы скорее, скорее! Он чувствовал себя совершенно разбитым.

— Прилетай ко мне — или я к тебе прилечу. В общем, созвонимся. И веди себя хорошо, не устраивай мне больше таких сюрпризов! — кокетливо шепнула Свенцицкая и сложила бантиком для поцелуя ярко накрашенные губки.