– Хорошо… – Следователь вздохнул. – Тогда хоть подскажите, какой фигурой мне его обозначить? Ферзь? Или, может быть, ладья? Кажется, он связан с императорским флотом?

– Связан, – нахально кивнул Лешка. – И все же, я думаю – ферзь!

Филимон улыбнулся и снова подергал себя за ус:

– Я тоже так полагаю. Рад, что наши мысли сошлись. Теперь о Скидаре Камилосе. Пешка? О, нет… Еще один слон?

– Скорее, конь. Троянский – делает своеобразные подарки нужным людям, и…

– Подарки – вы имеете в виду мальчиков… О, да! Это, скорее, конь. И, как вы сказали, – троянский. Как говорили в прежние времена римляне, «Тимео Данаос эт дона ферентес». Боюсь данайцев, дары приносящих! Интересно… – Филимон вдруг задумался. – А есть ли у них король? Или, может быть, королева?

Глаза следователя горели таким азартным огнем, что Лешка не решился «завербовать» его путем обещаний несметного количества денег, как планировал еще утром. Теперь юноша хорошо видел, что Филимон Гротас вряд ли пойдет на предательство. При всем при том, что жалованье у него крайне низкое, что на шее три дочки-бесприданницы, что… В общем, проблем много, и они, наверное, решились бы, перейди следователь на сторону турок… Нет, этот не перейдет. Точно! Фанат своего дела. Работу свою очень любит… наверное, любит и Родину. Честный и умный служака – такие тоже случаются. Умный… Как же он сразу не раскусил Лешку? Или – еще не пришло время? И кажется, наугад названные люди оказались… кем оказались. Никифор Макрит – турецкий шпион? Герасим? Скидар Камилос? А может, это все кажется следователю? Или он просто-напросто стремится повесить обвинение на случайных людей, скажем, в карьерных целях? Стоп… Как это – на случайных? Ведь их назвал Лешка, сиречь – важный турецкий шпион.

– Завтра тщательно проверю «троянского коня» Камилоса, – прощаясь, усмехнулся следователь. – Не простое это будет дело, но… весьма, весьма интересное! Спокойной ночи, эфенди. Оставляю при вас перо и бумагу – может быть, еще что-нибудь вспомните?

– Попытаюсь… – пожелав Филимону спокойной ночи, юноша завалился на ложе – думать.

«Завербовать» следователя и под это дело выбраться из узилища, похоже, не выйдет. Филимон Гротас – профессионал, преданный своему делу. Этот не предаст из-за каких-то там денег. Не предаст… Этот… А другие? Тот же рыжий, Феодор? Что-то давненько не заходил… И он сильно недоволен оплатой своего труда, это явственно сквозило во время краткой беседы. Феодор…

Звякнул засов.

Лешка привстал на ложе.

И поспешно спрятал улыбку, увидав собственные материализовавшиеся мысли. В камеру, со стопкой бумаг под мышкой, вошел Феодор. Улыбнулся, положив бумаги на стол:

– Начальник сказал – отнести. Вернее, я сам вызвался.

– Вы здесь тюремщиком, Феодор?

– Что вы, господин! Это ведь никакая не тюрьма. Так просто – покои для важных задержанных птиц при нашем ведомстве.

– Ага, я, значит, важная птица!

– А как же?!

Юноша опустил глаза:

– Осмелюсь спросить, много ли вы получили за мою поимку?

– Много? – Феодор невесело усмехнулся. – По правде сказать, пока еще ничего не получили. И получим ли – неизвестно. Филимону-то все равно… уж не знаю, на что он и живет? Дочки прядут, верно…

– У вас тоже семья?

– Четверо! – Феодор с гордостью выпятил грудь. – Две дочки и два сына – мал-мала меньше. Каждого – обуй, одень, накорми… – Он вдруг погрустнел. – А на что, спрашивается?

– Ну… вы служите в таком… э-э-э… месте… – осторожно начал Лешка. – Где, при желании…

– На что вы намекаете, господин?! – оскорбился тюремщик. Оскорбился насквозь фальшиво, так, что это было заметно.

– На то, – юноша мягко улыбнулся, – о чем вы подумали. И подумали вполне здраво. Взгляните только, что делается вокруг? Чиновники берут взятки, казна пуста, дороги разваливаются, да что там дороги – прекраснейшие дворцы – в запустении и превращены в уборные! Кое-как наскребают лишь на Святую Софию. Кое-как! С чего ж вы хотите, чтобы платили вам? А пройдитесь-ка ближе к вечеру по Амастридскому форуму! Что вы там увидите? Золотую молодежь – богатых бездельников, сынков важных государственных шишек, одна фибула тянет больше, чем все ваше полугодовое жалованье? Откуда у них деньги? Это ваши деньги, Феодор! Ваши, и таких же, как вы. Просто их присвоили себе алчные чиновники. В казне нет денег? Конечно – нет. А откуда им там быть? Вон они, ваши деньги, в лаковых колясках молодых богачей, в их балах и праздниках, в оргиях с проститутками, во всем этом пире во время чумы! И вот это все вы защищаете, Феодор? Не поверю – вы же умный человек.

Лешку несло – он высказывал сейчас все то, что накипело, о чем наслушался от солдат в дальнем гарнизоне, что говорили на улицах…

– Постойте. – Видя, как Феодор несмело пытается перебить, юноша махнул рукой. – Выслушайте, я еще не все сказал… Вы считаете, что бедно живете? А вы спросили, как живут – вернее, жили – каппадокийские парики? крестьяне-воидаты из Фессалоники? Зевгараты из окрестностей Адрианополя? Вам сказать, сколько они платили? И сколько платят теперь султану? Уверяю вас, намного, намного меньше… Что Константинополь? Осколок некогда великой но теперь, увы, обреченной империи, у которой нет денег даже на ремонт улиц. Хороша империя – один город… Турки захватят его рано или поздно. Что будете делать тогда? Впрочем, у вас и сейчас жизнь не слаще… А ведь вы, Феодор, могли бы… Не ради себя, ради ваших детей…

– Я… – Тюремщик оглянулся на дверь.

– Ну, ну! – подзадорил Лешка.

– Я за тем и пришел, – наконец, прошептал Феодор, ударив по столу…

Раз у тебя на столе фаршированный был поросенок,

Острый, дерущий гортань, фигами Кипра набит.

Сам я теперь фаршированный: можешь меня ты зарезать…

Паллад

…кулаком.

Феодор оказался человеком хитрым, себе на уме. Хотя, как уже позже догадался Лешка, план побега важного узника был у тюремщика наготове, однако он не спешил претворять его в жизнь, действуя по известному принципу – «утром деньги, вечером стулья». Деньги. Феодору нужны были деньги! А где их взять? Лешка лишь мог важно надувать щеки да обещать, ссылаясь на какие-то туманные «милости султана». Нужно было как можно скорее вбить в голову тюремщика одну мысль – если узник томится за решеткой – откуда тогда возьмутся деньги?

– Ты встретишься со своими людьми под моим присмотром, – настаивал Феодор, они как-то быстро стали с Лешкой на «ты».

– Хорошо, – устало соглашался «шпион». – Только имей в виду – потом я в узилище не вернусь.

– А это уж мои проблемы, – почесав рыжую бороду, хохотнул тюремщик.

Филимон Гротас узника пока не навещал, видать, был чрезвычайно занят, даже Феодор как-то с неприкрытым уважением обмолвился, что «старая лиса роет носом землю и скоро чего-то нароет».