– Пожалуйста, присаживайтесь. – Лешка с готовностью подвинулся.

– О, не стесним ли?

– Ну что вы…

Словно из воздуха материализовался еще один слуга, не тот, что до того подбегал к юноше. Посетители тоже заказали жареной рыбы с каштанами – это тут все заказывали, еще бы – ведь здесь же, под боком, все и жарилось.

Наконец с подносом в руках прибежал мальчишка-слуга, положил на стол перед юношей круглую пресную лепешку с каштанами и рыбой. Поставив рядом кувшин, налил в глиняную кружку вина:

– Нового урожая!

– Наверное, кислое? – нарочно скривился Лешка.

Мальчишка замахал руками:

– Ну что вы! Вот попробуйте!

Лешка тут же отпил… и блаженно зажмурился. Потом прищелкнул языком и обернулся к соседям:

– Вкусное вино. Рекомендую.

– Да мы его уже заказали. – Оба улыбнулись. – Вас как зовут, молодой человек?

Лешка назвался.

– Я – Филимон, – представился вислоусый.

Рыжий погладил бороду и улыбнулся:

– А я – Феодор.

Тут как раз принесли и им.

Вислоусый поднял кубок:

– Ну, за знакомство!

Выпили, закусили, пошла беседа. Сначала поговорили о погоде – дескать, портится, потом о нравах – того они, нравы, не очень! некоторые девицы так и вообще… Потом обсудили достоинства принесенного вина. Феодор даже продекламировал:

Я виночерпию друг вернейший, сосуд для излишков:

Я собираю в себя Вакха избыточный сок!

Какие славные люди! Славные…

– Что же вы не пьете. Алексий? Не нравится вино?

– Почему, нравится. Только мне идти далеко.

– Так и не идите! Посидим здесь, подождем, когда рассветет – все безопасней, чем шляться по темным улицам, полным разного опасного сброда. Вы гляньте только, ведь уже совсем темно! Куда же еще идти? А здесь тихо, спокойно, уютно. И публика собралась приличная. А вон и стража – прохаживается. Нет, Алексей. Мы с Феодором никуда до утра не пойдем, и вас, уж не обессудьте, не пустим. А ну как, не дай господи, что случится? Потом будем себя корить!

Вообще, новые знакомые были абсолютно правы. Шататься ночью по городу – искать приключений на свою… гм… пятую точку. И ведь найдешь, можно не сомневаться!

– А, ладно! – Лешка махнул рукой. – Уговорили!

– Вот и славно! А то как же так – только познакомились, и вот вы уже уходите. Эй, парень! Давай, неси еще вина! Того самого.

На улице было тепло, но не душно. В черном небе, танцуя вокруг золотой луны, брильянтами сверкали звезды. Где-то совсем рядом, у городской стены, пели цикады. Вышедшие из таверны слуги споро освобождали от столов небольшую площадку.

– Вот, пересядьте, за-ради Бога, туда, уважаемый! А вы – чуть-чуть подвиньтесь…

– Это для чего это?

– Будто сами не знаете? Зорба!

– Зорба! – чмокнув губами, повторил рыжий Феодор. – О, это такая танцовщица! Вы не видали?

– Нет. – Лешка тряхнул головой. – И давно она здесь танцует?

– Да с год.

– Что ж, любопытно будет взглянуть.

– Ну, за танцовщицу!

– Подождите! Мы же еще ее не увидели.

– А, как увидим – еще раз выпьем.

Логично. Какие славные люди! Интеллигентные и, видно с первого взгляда, порядочные.

– Зорба! Зорба! – между тем закричали посетители. – А ну, покажи свое искусство!

Усевшиеся у дверей музыканты тронули цимбалы и бубны. Ритмично зарокотала музыка…

Лешка даже вздрогнул – до чего неожиданно появилась танцовщица! Просто, можно сказать, возникла из ничего. Вот только что на освобожденной от столов площадке ничего не было, и вдруг…

– Бам-бам-бам! – ударили бубны.

Рванулась, полетела в пыль сброшенная с плеч шаль. И тонкие смуглые руки, грациозно покачиваясь, взвились над головою танцовщицы – черноокой девы с длинными темно-рыжими волосами.

Снова ударили бубны… руки девушки дернулись, застыли… и снова, покачиваясь, поплыли, словно два лебедя.

Звенели цимбалы, тонкострунная цитра томительно выводила мелодию, терпкую, словно молодое вино.

Уходи, уходи, бывший возлюбленный! —

приятным чуть хрипловатым голосом запела Зорба.

Уходи, чтобы никогда не прийти.

Даже в мечтах, даже в мыслях,

Даже в сладостных прежних воспоминаньях…

Танцовщица закружилась в такт выбиваемому бубнами ритму. Золотые браслеты на запястьях и лодыжках ее зазвенели, перекликаясь с цимбалами. Девушка изогнулась, и подол ее длинной светло-голубой столы взметнул с земли пыль.

– Ах! – всплеснув руками, Зорба развязала стягивающий столу пояс, тоненький, из расшитого золотыми нитками шелка…

– Я найду себе другого возлюбленного! – томно пропела она. – Красивого, как цветущий бутон, златовласого рыцаря, благородного в мечтаньях и в деле!

Повернувшись, она неожиданно резко швырнула пояс… Лешке! Тот вздрогнул… Поймал.

– Молодец! – нагнувшись, радостно шепнул ему Феодор. – Я вижу, ты Зорбе понравился!

Юноша смущенно усмехнулся.

А танец и песнь между тем продолжались. Все быстрее выбивали ритм бубны, и цимбалы откликались серебряным звоном, и томительно-нежно ворковала сладкозвучная цитра.

Уходи, уходи! —

Зорба извивалась в танце, и лишенная пояса стола вилась вслед за ней, словно крылья гигантской птицы.

О, где же ты, златокудрый рыцарь?

Танцовщица подобрала подол, так, что стали видны стройные загорелые ноги, обутые в изящные сандалии из золоченых ремней.

Может, сгинул ты на Косовом поле?

Зорба неожиданно застыла, и музыка стихла, лишь песня звучала надрывом:

Может, кости твои лежат у Никеи?

Их ласкает лишь ветер…

Да песнь одинокой девы…

Девушка присела, скрючилась. Тревожно забили бубны… тихо… а потом – все громче.

О, восстань же, восстань, смелый рыцарь!

Подари же любовь своей деве!

Танцовщица резко подпрыгнула, пробежала под звон цимбал кругом, и, сбросив столу, обнаженная закрутилась, выхватив у музыканта бубен.

Народ восторженно ахнул и зааплодировал!

А Зорба кружилась, тонкобедрая, стройная, с небольшой, но изящной грудью. Наверное, немного худая – когда нагибалась, видна была каждая косточка позвоночника… Наверняка турки сочли бы ее дурнушкой – их идеал – красота пышных женщин. Но окружающие, похоже, так не считали…