Рассуждая об арктическом переходе, можно подтвердить мнение Пири — все ходы были задуманы до начала игры.

В вахтенном журнале преобладали спокойные, деловые тона, и опубликование выдержек из него ни на кого из современников не произвело бы впечатления.

Командир редко прибегал к записям в журнале, но, когда штурман с точностью, подтвержденной инерциально-навигационной системой, докладывает волнующие координаты, Волошин склоняется над журналом и «своеручно» вписывает дату и добавляет стереотипное «никаких происшествий». Нет упряжных собак, снежных хижин, знаменитого пеммикана, обмороженных рук, посмертно дошедших листков трагических дневников мучеников и героев. Все стало проще и не менее сложно, если отбросить удачи.

Уверенный голос командира транслирует о прохождении Северного полюса и поздравляет всех членов экипажа.

Не всякому дано таким путем достичь полярной крыши мира.

Приборы отмечали сплошной лед-многолеток. Безопасная глубина в четверть километра предохраняла корабль от всяких случайностей. После полюса шли полным ходом примерно по сто семидесятому меридиану, по разграничительной линии арктических владений Советского Союза.

— Где мы сейчас? — переспросил Исмаилов, проходивший мимо Ушакова. — Пожалуйста, к карте! Мы ее держим на самом людном проспекте, возле старшинской кают-компании.

Исмаилов исчез. Дмитрий Ильич прошел к указанному месту, где полдесятка матросов, сменившихся с вахты, изучали пройденный за смену путь.

— Идем быстро, — сказал один из них, — ишь где полюс остался.

— Да, отмахали ничего себе.

— Держим курс на Беринг, стрелой к нему.

— Подожди, возле Беринга потопчемся.

— Пошли в душевую, да и спать.

— Больше ничего не остается, — сказал первый, — на мостик не выйдешь, белыми медведями не полюбуешься…

Вот так позубоскалят матросы, разойдутся кто куда. У каждого есть свое заведование, своя точка ответственности. Нужно — и к соседу заглянет, и сообразит не хуже. Взаимозаменяемость — один из важнейших устоев моряцкого братства.

Дмитрий Ильич зашел в центральный, к штурманам. Свернувшись калачиком, на диване спал Лезгинцев. Кто-то прикрыл его курткой. Исмаилов отрабатывал показания «инса». Стучко-Стучковский сидел с расстегнутым воротом, обнажавшим его потную, толстую шею, и внимательно следил за вспыхивающими на табло цифрами.

Он кивнул Ушакову и продолжал свое дело. Тонкая стрелка хронометра бежала по кругу. Одна, две, три минуты… Штурман щелкнул тумблером. На приборной панели погасло табло.

— Извините меня великодушно, — сказал Стучко-Стучковский со своим приятным акцентом, — хотелось бы уделить вам больше внимания. Только, сами понимаете, львиная доля гарантии на наших потылицах. — Он похлопал себя по затылку.

— Как компасы? — тоном знатока спросил Ушаков.

— Пока безработные. Отдыхают до определенной параллели.

— Вы озабочены? — Ушаков присел возле штурмана на кресло, обтянутое голубым пластиком.

— Наши заботы любому пассажиру земли — как ноль без палочки, — улыбка скользнула по его мягким, крупным губам, — и вы быстро выкинете их из головы, устроившись в купе экспресса…

— Нет-нет, — перебил его Ушаков, — меня беспокоит…

— Повинуетесь инстинктивному чувству самосохранения.

— Ничего предосудительного, штурман. — Ушаков с независимым видом закинул ногу за ногу, вынул блокнот. — И чтобы помочь вам отрешиться от мысли видеть во мне новичка, прошу ничего не рассказывать о гирокомпасе… Нам, пассажирам, известно, что с увеличением широты места направляющая сила гирокомпаса, удерживающая ось его ротора в плоскости географического меридиана, уменьшается и на полюсе обращается в ничто…

— Браво! — похвалил штурман. — Изысканно популярно! Таким образом, вы вправе спросить, найдены ли новые друзья и насколько они надежны.

— Вы угадали. — Ушаков вооружился ручкой. — Разрешите познакомиться? Или тайна?

— Принципиальная схема общеизвестна. В детали мы не будем вникать. Ученые снова облокотились на электронику и сочинили мудрейшую штучку: ее международный термин — навигационная система. Покороче — НС. Теперь мы не рискуем сбиться с дороги, не будем блукать подо льдами и, больше того, можем маневрировать курсом, скоростью и глубиной. Пришлось делать новые карты. Меркаторская проекция не годится для изображения района полюса…

Стучко-Стучковский обратился к Исмаилову, продолжавшему испещрять свежую карту, еще не утерявшую запахов типографских красок, маленькими иероглифами условных значков. Они обменялись профессиональными фразами, проверили через лупу плохо оттиснутый завиток какой-то важной для них цифры.

— Я жду, штурман. — Ушаков потряс блокнотом. — Не каждый читатель путешествует подо льдами… Как же работает НС?

— Наивный вы человек, Дмитрий Ильич! Кого это интересует? Редактор зевнет, поставит на полях «скука», а подавляющее большинство человечества ест, пьет, наслаждается, прекрасно обходясь без наших НСов… Прошу прощения, меня вызывает командир. Товарищ капитан-лейтенант, — обратился он к Исмаилову, — объясните!

— Пожалуйста, товарищ капитан третьего ранга. — Исмаилов нарочито подчеркнул звание Ушакова. Дрогнули его вороные усики, сверкнули превосходные зубы. От его твердых щек, выкошенных электробритвой, пахло острым одеколоном. Смуглые пальцы, воспроизведя несколько кабалистических уравнений, оставили на бумаге влажные пятнышки. — Интегрируя эти величины, можно получить скорость движения подводного корабля относительно Земли.

Исмаилов исполнял роль гида по штурманским дебрям с тайным намерением поиздеваться над липовым капитаном третьего ранга, запутать его и внушить своего рода трепет перед сверхсложной техникой. Его наивная затея сочеталась с темпераментной жестикуляцией, с наигранной полнейшей самоотдачей, как нередко наблюдается у восточных людей.

— Одну минуточку, товарищ капитан-лейтенант, — остановил его Ушаков, — здесь вы ошиблись. Интеграл будет другой. Разрешите, я проведу исчисление.

Исмаилов растерялся от неожиданности. Его возбужденные глаза следили за мелькавшим латунным наконечником шариковой ручки.

— Правильно! — воскликнул он. — Откуда вы знаете?

— Кончал Бауманский, товарищ Исмаилов. — Ушаков вернул ручку обескураженному Исмаилову. — Теперь мне хотелось бы убедиться не по формулам, а в реальном существовании тех самых приборов.

— Невозможно! Категорически невозможно! Как и всякая автоматика, наглухо блокирована. — И принялся объяснять, не жалея жестов и голоса: — По схеме приборов три. Установлены они на стабилизированной в пространстве платформе с помощью трех взаимно перпендикулярных гироскопов. Сигналы поступают в счетно-решающий блок.

— Видите, как все понятно и умно, товарищ Исмаилов. А еще не так давно находились невежественные люди, считавшие кибернетику мистикой, чем-то вроде неопоповщины.