* * *

Благодаря обществу Коротыша Майлис за несколько дней удалось чуть лучше узнать природу фунгусов и сделать первые шаги в изучении их языка. Однако скоро стало ясно, что ничему больше маленький монстр ее не научит: ему быстро опротивели ее расспросы. Сколько бы Майлис ни тыкала своим пальцем меж глаз чудовища, фунгус упрямо молчал. Единственным результатом была все та же таинственная вибрация, производимая его собратьями и заполнявшая недра Пустой горы, смысл которой от нее ускользал. Наконец она сказала себе, что пора поменяться с Коротышом ролями; возможно, это позволит ей узнать что-нибудь новое. И однажды утром Майлис объявила:

– Я больше не буду задавать тебе вопросы. С этой минуты спрашивать будешь ты.

Майлис ощутила волну удивления. Коротыш должен ее о чем-то спрашивать? Задавать вопросы? Какие еще вопросы?

– Любые. Можешь спрашивать о чем угодно. Давай, начинай.

Фунгус бросил на нее недобрый взгляд и своим змеиным голоском спросил:

– Зачем вы спите?

– Сон – это разновидность отдыха.

Коротыш ничего не понимал: какой может быть отдых, если во сне она то и дело ворочается и шевелит руками и ногами.

– Когда мы спим, нам снятся сны. Часто беспокойные.

Коротыш подошел поближе, его одолевало любопытство. Сны? Что такое сны? Майлис не знала, как объяснить это явление существу, которое никогда не спит. Коротыш не отставал. Он использовал весь свой небольшой запас человеческих слов и приблизил свою голову к ее лицу, так что теперь их разделяло не просто небольшое, а пугающе малое расстояние. Майлис слышала его жуткий голос – рокочущие «эр» и свистящие «эс» – близко, как никогда прежде, видела безобразные толстые веки и выступающую вперед нижнюю челюсть. «Сны? Что значит – видеть сны? – Коротыш был одержим болезненной жаждой познания. – И почему мы не видим сны? Скажи, почему?» В конце концов Майлис пришлось напомнить фунгусу, что командует здесь она, а не он. Она погрозила ему пальцем и приказала молчать. Коротыш нехотя повиновался, однако на мгновение ей стало страшно.

Днем Хик-Хик и Майлис ели похлебку из нута с салом, приготовленную на скорую руку. Обедали, как обычно, на площадке, нависавшей над пропастью и имевшей форму ложки, – сидели по разные стороны стола, как давние супруги, которым уже не о чем разговаривать друг с другом. Майлис ела, уставившись в тарелку и размышляя о фунгусах, а также о том, что так разволновало Коротыша. Она вспоминала слова Хик-Хика: «Если бы я сказал: «Глаза моей любимой как две луны», они бы ответили: «Луна – это луна, а глаза – это глаза! Мы тебя не понимаем!»»

«Луна – это луна, а глаза – это глаза! Мы тебя не понимаем!»

К тому же фунгусы никогда не спали.

«Зачем вы спите? Скажи, зачем?»

Майлис припоминала все эти разговоры и вдруг поняла, в чем дело.

Ключ к разгадке заключался в постоянных вопросах, которые Коротыш задавал о сне. Его интересовала не столько способность человека спать, сколько сами сновидения. Маленький фунгус что-то подозревал, он догадывался, что именно сны больше всего отличают людей от его собратьев. По этой же причине монстры так пристально следили за тем, как спят Майлис и Хик-Хик.

Майлис подняла глаза от тарелки, посмотрела на своего сотрапезника и спросила:

– Фунгусы не умеют читать географическую карту, верно?

От удивления Хик-Хик вытаращил на нее глаза, а ложка его зависла на полпути между тарелкой и ртом. Он вспомнил, как фунгусы отказывались понять план, который он пытался им растолковать накануне Великой битвы.

– Вы правы. Они действительно не умают читать карты. Откуда вам это известно?

Эврика! Майлис восторженно хлопнула ладонями по столу и воскликнула:

– Так я и знала! Вот в чем причина их ограниченности! У них полностью отсутствует метафорическое мышление!

Высказав эту мысль, Майлис объяснила свою лингвистическую теорию. Фунгусы не умеют мыслить абстрактно. Вот почему они не поняли, что план – это как будто изображение местности, а глаза девушки – как будто два драгоценных камня. В этом как будто и заключалась ничтожная и одновременно колоссальная разница между мышлением человека и фунгусов. Чудовища не представляют себе мир вне предметной реальности, не понимают символов. Им чужды метафоры.

Майлис удовлетворенно вздохнула, гордая собой: наконец-то она поняла своих тюремщиков. Ей казалось, что она вывела на чистую воду самого дьявола. Остаток дня прошел без каких-либо значимых происшествий. День выдался спокойным, если только может чувствовать себя спокойной женщина в окружении чудовищ и пьяного кавалера. Стояла непривычная для гор летняя жара, и Майлис обрадовалась, когда наступила ночь. Прохладный ветерок проникал в комнату через расширенное недавно окно; в его широком проеме виднелись тысячи звезд. Испытывая не вполне благопристойное наслаждение, женщина сняла с себя одежду, растянулась на ложе из мха и мгновенно заснула. Однако ее сразу же начали мучить кошмары. В путаных снах ей являлся Коротыш. Она видела его морду очень близко от своего лица: разинутая пасть, неровные ряды игольчатых зубов. Монстр хотел знать, что такое сны: «Что надо сделать, чтобы увидеть сон, что? Я хочу видеть сны!» В эту самую минуту она почувствовала, как кто-то пытается ее разбудить. Это был маленький монстр.

Что случилось? Стояла темная ночь. До сих пор никто никогда не осмеливался прервать ее сон. Майлис обвела глазами темную и холодную комнату с неровными каменными стенами. Никого больше не было: только она, нагая, и маленький фунгус. Он смотрел на нее с такой злобой, что Майлис подумала: «Это конец».

Однако она ошибалась. В своем воображении люди частенько рисуют гораздо более мрачные картины будущего, чем те, которые готовит им действительность. На самом деле тревога оказалась ложной, а повод для нее – смехотворным. Как случалось и прежде, Коротыш всего лишь исполнял поручение Хик-Хика: тот желал ее видеть. Немедленно. Маленький монстр поторапливал Майлис, требуя, чтобы она поднялась с постели и последовала за ним. Он так обнаглел, что даже отважился потянуть ее за локоть. Майлис вырвала из его когтей свою руку и приказала:

– Не трожь!

Она оделась, села в паланкин, носильщики молнией пронеслись по сотням ступеней и доставили пленницу в обиталище Хик-Хика – в его кауну.

Он был мертвецки пьян. Сидел на каменном полу, скукожившись в углу комнаты, размахивал бутылкой и смеялся дурацким смехом.

– Я – король Пиренейских гор! А когда король хочет принять у себя королеву, та обязана явиться немедленно! Вы слишком долго копались, сеньора! – Казалось, Хик-Хик и сам не принимал всерьез свои слова.

С облегчением вздохнув, Майлис пробормотала: «О, господи!» Хик-Хик выпил столько винкауда, что представлял опасность лишь для себя самого. Пользуясь тем, что похититель принимает ее в столь плачевном состоянии и беззащитен, Майлис решила воспользоваться случаем и допросить его. Как говорится, in vino veritas[12]. Ее занимал главный вопрос: с чего все началось?