– Стрихнин лишает человека аппетита, вызывает потемнение мочи и накапливает токсины в мускулатуре дыхательного центра, – сказал врач. – Но вы не химик и не можете иметь отношение к этому веществу.

Услышав эти слова, Эусеби вспомнил слова Аударда, произнесенные на смертном одре: «Эусеби… стрихнин…» На следующее утро он отправился в лабораторию, где приобретал химические растворы, в которые потом погружал фотографические пластины, и поговорил со старым продавцом. Из его слов выходило, что Аудард покупал эксклюзивный материал: мокрый коллодий с добавлением стрихнина.

– Беда в том, – сказал старик, – что это очень вредная смесь. До сих пор не понимаю, как удалось Наполео Аударду смачивать этим раствором пластины и не отравиться?

Эусеби осенило: Аудард убил его, убил в тот самый день, когда отправил работать в темную мастерскую. Он не мог понять столь бессовестного поступка. Как мог знаменитый фотограф смотреть в глаза пареньку, которого медленно убивает? Причиной такого поведения было одно: честолюбие. Эусеби провел эксперимент: смешал коллодий со стрихнином, и фотографии стали более четкими, живыми и яркими. Тайна раскрыта. После смерти Аударда лаборатория перестала поставлять в студию смесь со стрихнином, и с тех пор казалось, что изображения стали более тусклыми, лишенными прежней живости и света.

Эусеби Эстрибиль был человеком пассивным, поэтому известие о скорой кончине ничего бы не изменило в его жизни. Он бы продолжал фотографировать, как и раньше, щелкал бы аппаратом в своей студии и в тюремных камерах Барселоны, снимая честных граждан и преступников, приговоренных к смерти, пока мышцы, расположенные вокруг легких, не сжали бы их окончательно и его бы не настигла смерть от удушья.

Так бы все и было, не появись на его горизонте этот человек. Тип с глазками скунса. Да, он самый. Зловещий Каркун. Третья беда.

Как-то утром, перед началом рабочего дня Эусеби заметил, что одна из девушек, раскрашивающих снимки, не затворила окно. Он пошел закрыть его и обнаружил, что в зоне, изображавшей гостиную, на трехместном диване развалился незнакомец и сладко спит. Фотограф разбудил непрошеного гостя, но ругать не стал, а всего лишь попросил покинуть помещение: его студия не может служить приютом для бездомных. Незнакомец протер сонные глаза и сказал:

– А мне, товарищ, здесь очень даже уютно.

И снова растянулся на диване. Эусеби пришел в замешательство, затем еще раз настойчиво попросил его убраться. В этом уголке студии позировали любители природы и горного туризма. Как раз напротив дивана на стене висел плакат со словами «ПИРЕНЕЙСКИЙ ПОЕЗД. В обитель природы. Природа – наша обитель». Если клиенты обнаружат в студии небритого субъекта, от которого несет перегаром, престижу заведения будет нанесен смертельный удар. На минуту Эусеби показалось, что незнакомец его слушает. Но тот похлопал ладонью по обивке дивана и заявил:

– Отличный диван! Он мне подходит. Спасибо тебе за солидарность, товарищ.

И нахал снова задремал, как будто диван и вправду принадлежал ему.

Эусеби вызвал полицию, иного выхода у него не оставалось. Он всегда делал скидку стражам закона, которые приходили к нему фотографироваться, и это оказалось удачным вложением капитала: двое полицейских с наручниками и винтовками явились по первому его зову. Взглянув на пришельца, они оживились:

– А, мы знаем, что это за птица, – сказали полицейские. – Не беспокойтесь, он только каркает, словно кличет беду, но в целом безобиден.

Подгоняя незваного гостя ударами прикладов, полицейские направились к выходу из студии и успокоили Эусеби, сказав ему, что не стоит волноваться: они хорошенько его проучат. Тот не стал спрашивать, о каком «уроке» идет речь.

Но, сколь бы невероятным это ни казалось, на следующее утро пришелец снова оказался в студии. Рано утром, подготавливая камеру для съемки, Эусеби заметил на диване какой-то мешок, накрытый старым и грязным одеялом. Мешок зашевелился. Это снова был он, Зловещий Каркун собственной персоной: низкий росточек, круглое пузцо и лохмы, падающие на плечи, словно у распятого Христа. Черное пальто и круглый котелок, опять же черный… И такое же, как накануне, наглое упрямство:

– Подходит мне этот диван, да и только, – лениво пробормотал он, ткнул пальцем в плакат на противоположной стене и добавил: – Природа – наша обитель.

На этот раз полицейские увели с собой в участок не только пришельца, но и самого Эусеби. Зловещего Каркуна посадили в камеру, а Эусеби по другую сторону железной решетки давал тем временем показания сержанту. Тот объяснил фотографу, что назойливого гостя не раз арестовывали за мелкое мошенничество, небольшие кражи и незначительные потасовки. Все его проступки были так же ничтожны, как и он сам. Нахал запускал руку в кассу таверн, где сам же и выпивал, присваивал все, что плохо лежит, в дешевых публичных домах, куда частенько наведывался… И прочее в том же духе. А когда его забирали в участок, он заявлял, что защищает идеалы анархизма. Враки: негодяй хотел представить свои преступления в выгодном свете. Но надо отдать ему должное: второго такого упрямца не сыскать. Сейчас Эусеби сам в этом убедится.

Сержант отдал приказ двоим полицейским: те вошли в камеру, вооружившись железными прутьями, и принялись изо всех сил лупцевать Зловещего Каркуна, приговаривая:

– А ну, негодяй, посмейся у нас теперь! Ну-ка попробуй!

Человек этот был явно не в себе, потому что, корчась под ударами, не просил пощады, а верещал:

– А я смеюсь: хи-хик! Хи-хик!

Когда Эусеби вернулся домой, он чувствовал себя чуть более уверенно, тем не менее на следующее утро боязливо заглянул в студию и осторожно, чуть ли не на цыпочках, направился к дивану, где оба раза возлежал Зловещий Каркун. А что, если он снова там?

Нет, пришельца не было.

Эусеби вздохнул с облегчением. Но имелись ли у него основания для радости? Он умирал. Пожить он так и не успел: сначала дни напролет сидел в темной мастерской, потом его терзала навязчивая идея – создать идеальную фотографию. С каждым днем он чувствовал, как сжимаются его легкие. Целую неделю, семь долгих дней бедняга размышлял, как распорядиться отведенным ему временем. Может, все бросить и остаток жизни провести в санатории, где за ним будут ухаживать? Эусеби откинул волосы со лба. Ему всегда стоило большого труда принимать решения, он боялся ошибиться. Этот худой, изможденный из-за отравления стрихнином человек пребывал в нерешительности до тех пор, пока незваный гость не явился снова. Это был он. Пришелец. Однажды утром фотограф снова обнаружил его на диване.

При виде наглеца Эусеби чуть не заплакал. Как бы он ни старался, Зловещий Каркун, как называли его полицейские, неизменно возвращался в студию. Появление мерзкого типа совпало по времени со смертельным диагнозом Эусеби, и образ этого человека запечатлелся в его мозгу как дурной знак. Фотографу стали сниться кошмары. Ему виделось, что Каркун лежит рядом в его постели, словно они муж и жена, приближает губы чуть ли не вплотную к его уху, так что можно различить запах перегара, и говорит о смерти, а также о вещах, куда более страшных, чем смерть. Просыпаясь утром, Эусеби забывал эти речи, и от этого они казались еще ужаснее.