первую очередь, воспитание молодежи. Но как воспитание соотносится с образованием?

Один из крупнейших педагогов России, да, возможно, и мира – Константин Ушинский начинает свою основополагающую книгу «Человек как предмет воспитания» так:

«Слово воспитание прилагается не к одному человеку, но также к животным и растениям, а равно и к историческим обществам, племенам и народам, то есть к организмам всякого рода, и воспитывать, в обширнейшем смысле слова, значит способствовать развитию какого-нибудь организма посредством свойственной ему пищи, материальной или духовной» (Ушинский, с.1).

В русских сказках я не встречал выражения «дать образование», но зато там есть выражение «кормить ребенка до возраста», а иногда – «до уса». Воспитать – это обеспечить рост питанием, обеспечить питание в достаточном объеме, чтобы человек вырос. Это следует из самого слова, но мы ощущаем недостаточность подобного определения. Психологический словарь определяет его так, что отличить воспитание от образования почти невозможно: «Воспитание – деятельность по передаче новым поколениям общественно-исторического опыта; планомерное и целенаправленное воздействие на сознание и поведение человека с целью формирования определенных установок, понятий, принципов, ценностных ориентаций, обеспечивающих необходимые условия для его развития, подготовки к общественной жизни и производительному труду» (Психология).

Как бы там ни было, но есть основа, которая звучит в слове воспитать – это взрастить, вскормить. Если следовать Ушинскому, то вскормить материально и духовно. Вот это «духовно» и есть довесок, соединяющий воспитание с образованием.

Дать образование, – если отойти от того, что это такое лично для тебя, а поглядеть, скажем, на прошлый или позапрошлый век, да еще на какую-нибудь мещанскую или крестьянскую среду, где дать образование непросто, – дать образование значит обеспечить своему ребенку возможность жить не хуже других. Это самое малое, но скорее, это означает, что ты обеспечиваешь ему возможность прорваться в класс повыше. Следовательно, дать образование – это дать орудия или инструменты, позволяющие ему занять более высокое жизненное место. Но что является инструментами или орудиями продвижения по общественной лестнице? Там, где глаз человеческий отказывается видеть короля голым, во что он видит его облаченным? Что узнают подданные, глядя на это голое и ничем не примечательное тело? Они узнают не одежду, а точнее, одеяния духовные – КОРОЛЕВСКИЙ ОБЛИК! То ли узнают, то ли рядят в него сами своим воображением. Это уже не важно.

И получается, что «Философский энциклопедический словарь» прав, когда говорит, что образование – это духовный облик. Потому что получить образование значит обрести облик, или образ, соответствующий определенному месту. А место всегда подбирает человека по себе.

Интереснейшее исследование понятия «образование» сделал Гадамер в работе «Истина и метод». К сожалению, он исходил при этом из «Феноменологии духа» Гегеля, в частности, из главы «Отчужденный от себя дух; Образованность». В силу этого, на мой взгляд, он местами так же сложен и невнятен, как и Гегель. Ни одной выдержки из этой гегелевской главы об образовании я привести не могу просто потому, что не могу ее ни понять, ни пересказать, иначе как всю целиком. Могу только сказать, что и Гегель связывает образование с понятием «хорошего и дурного» (Гегель, с. 265). В целом Гадамер, особенно там, где он свободен от Гегеля, гораздо яснее и красивее. Именно по линии образования пролегло для него противостояние наук естественных и культурно-исторических. Однако это относится к разделу «Культурно-историческая парадигма», а пока мне гораздо важнее его видение самого понятия, скрывающегося за словом «образование»:

«Если мы обратимся к понятию образования <…>, то окажемся в счастливом положении. В нашем распоряжении имеется компактное исследование истории этого слова: его происхождения, коренящегося в средневековой мистике, его дальнейшего существования в мистике барокко, его религиозно обоснованной спиритуализации в “Мессиаде” Клопштока, захватившей целую эпоху, и, наконец, его основополагающего определения Гердером как “возрастания к гуманности”.Религия образования в XIX веке сохранила в себе глубинные параметры этого слова, и наше понятие об образовании происходит именно отсюда.

Применительно к привычному нам значению слова «образование» первая важная констатация состоит в том, что более старое понятие «естественного образования» как формирования внешних проявлений (строение частей тела, пропорциональное телосложение) и вообще произведения природы (например, «горообразование») уже почти полностью отделилось от нового понятия. Теперь «образование» теснейшим образом связано с понятием культуры и обозначает в конечном итоге специфический человеческий способ преобразования природных задатков и возможностей» (Гадамер, с.51).

От Гердера, через Канта и Гегеля Гадамер прослеживает развитие понятия «образования» до Гумбольдта:

«А Вильгельм фон Гумбольдт полностью воспринимает своим тонким слухом, составлявшим его отличительную черту, уже всю разницу в значении “культура” и “образование”: “…но когда мы на нашем языке говорим “образование”, то имеем в виду при этом нечто одновременно высокое и скорее внутреннее, а именно вид разумения, который гармонически изливается на восприятие и характер, беря начало в опыте и чувстве совокупно духовного и чувственного стремления”.Здесь “образование” уже не равнозначно культуре, то есть развитию способностей или талантов. Такое изменение значения слова “образование” скорее пробуждает старые мистические традиции, согласно которым человек носит и пестует в душе образ Бога, чьим подобием он и создан» (Там же, с.52).

Я намеренно прерываю изложение в этом месте, чтобы обратить внимание на последнюю фразу, которую выделил в тексте Гадамера. Единственное, что бы я хотел в связи с ней, – это несколько ослабить мистичность и попытаться закрепить понятие «Образ Бога» как психологическое, потому что он существует как у верующих, так и у неверующих и является таким же культурно-историческим понятием, как и образ «Души».

«Латинский эквивалент этого слова – formatio, и ему соответствуют в других языках, например, в английском (у Шефтсбери), form и formation. В немецком языке со словом “образование” долго конкурировали соответствующие производные понятия forma, например, формирование, формация (Formierung, Formation). Со времен аристотелизма понятие “форма” было полностью отделено Возрождением от своего технического значения и интерпретировалось чисто динамически и в естественном смысле. Тем не менее, победа слова “образование” над “формой” представляется неслучайной, так как в “образовании” (Bildung) скрывается “образ” (Bild). Понятие формы отступает перед той таинственной двухсторонностью, с которой “образ” включает в себя одновременно значение отображения, слепка (Nachbild) и образца (Vorbild) (Там же).

Совершенно неожиданно образование оказывается не способом обрести знания и умения, а способностью Души или сознания принимать форму, которую ему придает общество, то есть воспринимать Образец, соответствующий определенному месту в обществе, делать с него слепок и образовывать из себя Образ, соответствующий этому Образцу, который можно назвать Образом Бога того места, которое ты хочешь занять.

После того, как Образ Бога места вошел в тебя, твоя жизнь – или блаженство, если