Старая история, подумала Гарриет. Если бы все составленные в уме мудрые завещания оформлялись по закону, на свете было бы меньше состояний, пущенных по ветру наследниками. Умри миссис Уэлдон завтра, в единоличном распоряжении Генри окажется что-то около 130 тысяч фунтов.

— Знаете, на вашем месте я бы составила завещание. Даже самого молодого и здорового человека может сбить машина.

— Да, да. Вы совершенно правы. Но теперь, когда бедный Поль умер, я чувствую, что у меня нет на это сил. Это было бы важнее, если б Генри был женат и имел детей, но он говорит, что не собирается жениться, а если так, деньги будут его целиком и полностью. У меня теперь никого нет, кроме него. Но, моя дорогая, я, боюсь, вас утомила всей этой болтовней. Вы спрашивали про моего бедного Поля, а я увлеклась и стала вам рассказывать про все эти глупые частности. Я только хотела сказать, что Поль просто не мог переживать из-за спекуляций. Он знал, что скоро у него будет много денег. К тому же трудно спекулировать, не имея капитала, — справедливо заметила миссис Уэлдон. — Деньги плодят деньги, как говаривал мой знакомый биржевой маклер, а Полю просто не с чем было начать. Да он и не знал ничего о биржевых спекуляциях, я уверена. Он был слишком романтичен и оторван от жизни, бедненький.

«Может, и так, — сказала себе Гарриет. — Но сумел подкатиться к той, у кого деньги есть». Она была удивлена. «Богатый» — понятие относительное. Она думала, что миссис Уэлдон располагает, скажем, тремя тысячами в год. Но если ее деньги хорошо вложены — а по ее словам выходило именно так, — то у нее по крайней мере вдвое больше. Голодранцу вроде Алексиса простительна женитьба на 130 тысячах фунтов, сколь бы ни пришлось поступаться удобством и самоуважением. Да собирался ли он вообще жениться? А с другой стороны, если он решил увильнуть и уехать за границу, какая чудовищная угроза или, наоборот, лакомая приманка могла заставить его променять столь блестящую перспективу на гораздо более тусклое сияние трехсот соверенов, хоть бы и чистого золота?

А Генри? Даже после вычета налога на наследство 130 тысяч — недурная сумма, люди убивали за меньшее. Но о состоянии дел Генри обещал узнать лорд Питер. Гарриет осознала, что миссис Уэлдон что-то говорит.

— Какое необычное лицо у этого месье Антуана, — сообщила она. — Кажется, он милый юноша, хотя, уверена, здоровье у него слабовато. Вчера он очень по-доброму говорил со мной о Поле. Похоже, он был к нему очень привязан, так искренне горевал.

«О, Антуан!» — с упреком подумала Гарриет. Но тут же вспомнила сумасшедшую мать и слабоумного брата и вместо этого подумала: «Бедный Антуан!» Все это было ей неприятно.

— Хорошо лорду Питеру, — проворчала она про себя. — Он никогда ни в чем не нуждался.

Она не смогла бы объяснить, при чем тут лорд Питер, но баловни судьбы, несомненно, раздражают окружающих.

Между тем сей своенравный отпрыск благородного рода старался не терять времени даром. Он торчал в полицейском участке и донимал инспектора. Стали поступать доклады о Шике. Пока что все они полностью подтверждали его слова. В Уилверкомб он приехал, как и говорил, из меблированных комнат в Сигемптоне и на указанном поезде, а теперь мирно жил в дешевой комнате в Уилверкомбе, с незнакомцами не встречался и не выказывал ни малейшего желания скрыться. Накануне полиция привезла его в Сигемптон, и Фортун опознал его как человека, которому недавно продал бритву Эндикотта. В течение нескольких часов удалось установить его перемещения за последние несколько недель. Вот они:

28 МАЯ. Прибыл в Илфракомб из Лондона. Нанят на работу и через четыре дня уволен за непрофессионализм и пьянство.

2 июня. Прибыл в Сигемптон. Зашел к Фортуну и приобрел бритву. Провел в этом городе пять дней в поисках работы (все подтверждается).

8 июня. Уилверкомб. Приходил к Мортону, в цирюльню на набережной. Узнал, что позже, возможно, будет работа. Получил совет попытать счастья у Рэмиджа в Лесстон-Хоу. В тот же день прибыл в Лесстон-Хоу и нанялся к Рэмиджу.

15 июня. Уволен Рэмиджем за пьянство и профессиональную непригодность. Вернулся в Уилверкомб, узнал у Мортона, что вакансия уже занята (это было не так, но репутация опередила Шика посредством телефонного звонка). Безуспешно пытался устроиться еще в пару парикмахерских. Спал в ту ночь в ночлежном доме.

16 июня (вторник). Снова искал работу. Безрезультатно. Переночевал в общежитии для рабочих, куда явился после полуночи. Его не хотели пускать, но он показал фунтовую купюру в подтверждение своей платежеспособности.

17 июня. Уехал в Сигемптон поездом в 9.57. Зашел к парикмахеру по фамилии Литтлтон и попросился на работу. Ему ответили, что мистер Литтлтон в отлучке, но он может прийти завтра утром после 11.30. Посетил еще двух парикмахеров. Заплатил за койку в меблированных комнатах, где и провел вечер и ночь в обществе других жильцов.

18 ИЮНЯ (день смерти Алексиса). Покинул меблированные комнаты в 10 часов утра и отправился прямо в публичную библиотеку, где час просидел в читальном зале, изучая разделы вакансий в разных газетах. Смотритель читального зала его опознал. Он хорошо запомнил Шика из-за того, что тот спрашивал что-то о датах выпуска местных газет, а кроме того, припомнил, что показал ему полку, где хранится местная адресная книга. В одиннадцать часов Шик спросил, верно ли идут библиотечные часы, мол, у него на 11.30 назначена встреча. В 11.15 он ушел — вероятно, на эту встречу.

Встречался он, разумеется, с Литтлтоном, который тоже без труда его опознал. Литтлтон вернулся в Сигемптон поездом в 11.20, пришел в парикмахерскую и обнаружил, что его дожидается Шик. Он сказал, что тот может, если хочет, попробовать себя в работе, и пусть прямо сейчас и приступает. Шик работал до часу дня в качестве подмастерья, а потом пошел обедать. Вернулся в самом начале третьего и до конца рабочего дня никуда не уходил. Вечером хозяин решил, что качество работы его не устраивает, и рассчитал Шика. Правда, в ресторанчике, где Шик, по его собственным словам, обедал, его никто не смог опознать, но было совершенно ясно, что без ковра-самолета он никак не мог пролететь сорок миль до Утюга и обратно, чтобы совершить убийство в два часа. Какую бы роль Шик ни играл в этой трагедии, главным злодеем он не был.

Что касается более ранней истории Шика, то здесь они почти не продвинулись — в основном потому, что Шик даже не притворялся, что помнит бесчисленные вымышленные имена, которыми он назывался в последние несколько лет. Пока что им удалось в точности подтвердить только одно: в Манчестере на Мессингберд-стрит действительно когда-то была парикмахерская. Хозяина звали Симпсон, что совпадало с историей Шика, однако Мессингберд-стрит давно исчезла в результате городской перепланировки. Как сам же Шик и предупреждал, было трудно найти кого-то, кто помнил, как выглядел парикмахер Симпсон.

— В Манчестере-то он, должно быть, и правда когда-то жил, — заключил инспектор, — иначе бы не знал про Мессингберд-стрит. И вполне вероятно, что его действительно зовут Симпсон. Но чем он занимался с тех пор и по сей день — это другой вопрос.